Виктор Тарасов - Охота на кентавра (сборник)

Другая разновидность Тени — инопланетяне.

По воле Уэллса они появляются с Марса в треножниках и со смертоносными лучами. Читателю Англии начала века импонировало испытать нечто подобное тому, что испытывали индусы под пушками англичан. Во всяком случае, схема отношений человека с новоявленной Тенью проста и «обкатана» историей, это по сути своей — конкиста. С тех пор человечество без конца освобождается через НФ от своих агрессивных комплексов, приписывая их инопланетянам.

Что забавно, абсолютное могущество инопланетян всегда имеет внутреннюю «червоточину», которая часто оборачивает ситуацию в противоположную сторону. Это микробы, запах скунса и т. д. Вероятно, для читателя важно не просто победить противника, но и «развенчать» его, то есть произвести «смеховую операцию» (по Бахтину М.).

Каким образом развивался архетип инопланетяне-Тень? К дальнейшей расплывчатости и непрозрачности, к утрате отражательной способности. У Ле-Гуин это уже примитивное сообщество, существующее по своим автономным законам и обладающее бесконечной сопротивляемостью к внешним воздействиям, подобно гомеостату Эшби. Ясно, что подобные самозамкнутые системы могут отражать лишь сами себя.

У Стругацких же инопланетяне вырождаются в неуловимых Странников, которых никто никогда не видел. Таким образом, вопрос как бы снимается: архетип Тень, потеряв способность отражать, существует лишь в виде «следа», тайны, странных машин, последствий деятельности и т. д. Архетип инопланетяне-Тень растворяется в сумерках фантастики.

Следующий по значению архетип Юнга — Анима — Анимус (женское в мужском, мужское в женском) — встречается в фантастике относительно редко. Пожалуй, он заметен только у Ивана Ефремова в виде его прекрасных воительниц-капитанш.

Нам трудно сейчас судить, насколько активно преследовало Ефремова женское начало Анима. Может быть, он имел в виду всего лишь некое смягчение власти, а обольстительные капитанши означали для него лишь женское гуманное начало? Тем более что для Юнга Анима — капризное, изменчивое и сентиментальное существо, а героини Ефремова — воплощенный долг и логика. Оставим вопрос открытым…

И уже совсем не используется в НФ разновидность Анимы — Скорбящая мать. На этом список архетипов, постоянно используемых фантастикой, придется закончить.

Что можно сказать в итоге о рассмотренных архетипах? Каждый из них, будучи заимствован из «вечного набора» типов, проходит в НФ свой путь, но к настоящему времени утрачивает свое литературное и психотерапевтическое значение. Как мы могли заметить, часть из них возвращается к исходному состоянию и теряет свое научно-фантастическое значение, другая мельчает, «изнашивается» и начинает использоваться в ироническом смысле. И наконец, третья теряет свою главную способность — отражать человеку человека.

Указывает ли это на кризис нашей научной фантастики? Пожалуй, да. Во всяком случае, удручающее повторение стандартных сюжетных ситуаций говорит в пользу последнего. По-видимому, НФ не «успела» за радикальными изменениями, происшедшими в нашем обществе.

Может быть, и сказывается смена научной парадигмы, которая происходит в настоящее время? Все это тема для отдельного разговора в другой статье.

А пока нам важно помочь начинающим фантастам. Дело в том, что большинство архетипов из «вечного набора» так и остались «не востребованными» научной фантастикой. А ведь между тем их вовлечение «в оборот» дало бы фантастике новые возможности. Но, безусловно, сама фантастика при этом изменится, станет более «мифологизированной», что ли. Но бояться этого не следует, ибо нечто подобное, по мнению психиатров, происходит и с массовым сознанием. Вынужденное принимать на веру современные научные открытия, оно мифологизируется. Но НФ должна и «подобреть» при этом. Могут ли повредить ей такие вечные и гуманные типы, как Скорбящая мать, Христос — искупительная жертва, Блудный сын, Рыцарь Печального Образа, Одиссей-исследователь и так далее.

Мне могут возразить, что и образы эти и пожелания мои наивны. Да, пожалуй. Но всякое искусство, на мой взгляд, тоже наивно.

Именно в излишней технической изощренности и в утрате «наивного», изначального и человеческого смысла — беда нашей фантастики.

Остается пожелать молодым фантастам шире использовать «вечные типы».

Отправляя книгу в долгое путешествие по морю человеческих душ, словно утлую ладью, автор испытывает двойственное чувство. С одной стороны, он проделывает с собой нечто вроде духовной ампутации, а с другой — это способ его существования. И еще — автор не может даже надеяться, что его правильно прочтут и поймут.