Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

Ксения убирала пустые чашки, в кабинете остался еще Павлов, уходить не спешит, включил большой экран, отступил, посматривая на меня с сочувствием и некоторой обеспокоенностью. Плазменный дисплей сверкнул разноцветьем, возникли хорошо подобранные цвета, звездно-полосатые флаги сверху и по бокам, штатовский президент по пояс возвышается над трибуной из коричневого дерева под старину, говорит темпераментно, но внятно, просто, ведь американцы – очень даже простой народ, им надо все просто, проще, еще проще, еще, еще! Зато бросаются в глаза горящий взгляд, твердое лицо, выдвинутый подбородок. Вряд ли прямая передача, просто все выступления юсовского президента пишутся, как и основных лидеров, сейчас Павлов нарочито…

– Ну и что? – поинтересовался я.

– Послушайте, – попросил Павлов.

Ничего нового я не услышал, просто с каждым выступлением штатовский президент все энергичнее дает понять, что США не просто самая сильная в мире держава, но еще и сильнее всех остальных, взятых вместе. Нравится это миру или нет, но теперь он, мир, будет жить по правилам свободного мира, то есть тем правилам, которые считают единственно верными в США, колыбели и цитадели демократии. А кто попытается возражать или жить по своим правилам, то в США есть весь арсенал воздействия: от экономических мер до ковровой бомбежки, когда снаряды проникают на сотню метров, а на поверхности так и вовсе сносят все к чертовой матери на километры.

Новое в его речи разве что полное игнорирование союзников: ни разу не упомянуты ни НАТО, ни СЕАТО, ни СЕНТО. Теперь их мнение для США просто ничего не значит. Уже и Европа только сырьевой и людской придаток заокеанской империи, откуда перетекают лучшие мозги, технологии, изобретения, открытия.

Павлов сказал значительно:

– Он прав, юсовцы в самом деле сейчас сильнее всех стран, взятых вместе. Однако… гм… в этом и есть серьезная ловушка! Заметили?

Я буркнул:

– Нам бы такие ловушки.

– Не скажите, – возразил он энергично. – Мы в такой были.

– Когда? Ах да…

– Из-за своей мощи, – объяснил он, как будто мне такое надо объяснять, – США стремительно теряют поддержку в том самом мире, которому навязывают свою волю! Классический пример – СССР. Пока он существовал, симпатии и вера в правильность действий США только нарастали. К моменту развала СССР в правоту США верили практически все в СССР, а это почти двести миллионов человек! Но сейчас в той же России едва ли найдется даже не миллион, а хотя бы тысяча человек, чтобы относились к США с той же симпатией. Так же меняется вектор и в других странах. Даже среди союзников, членов НАТО, и то…

Я отмахнулся.

– Пока солнце взойдет, роса глаза выест.

– Думаете, не продержимся?

– Надеюсь, – огрызнулся я. – Надеюсь, молюсь и всеми фибрами души стараюсь, чтобы нас не втянули ни в какую авантюру.

Он улыбнулся:

– Опасаетесь не сколько врагов, сколько друзей?

– Верно. Тех, кто подталкивает нас на участие в антитеррористических операциях по всему миру. Пока что бьют только по США, бьют… не скажу, что за дело, но хотя бы понятно почему. А так будут бить и по нас.

Он сказал почти покровительственно:

– Абсолютно верно, господин президент!

Он потирал ладони, улыбался, заряженный энергией, как лейденская банка, в его присутствии вот-вот начнут зажигаться лампочки, из принтера поползет лист с рапортом о готовности к работе, а в моем ядерном чемоданчике вспыхнет надпись с просьбой подтвердить приказ о запуске. Один из моих лучших учеников, он рано ушел на вольные хлеба, докторскую защитил левой ногой, одновременно занимаясь десятком других дел, разбрасываясь, отвлекаясь, забредая на заведомо тупиковые дороги, трижды женат и трижды разведен, но со всеми женами в хороших отношениях, здоров и силен, можно даже сказать, что он из породы деятелей, которые переворачивают мир, у него только один заметный минус – отсутствие честолюбия и чисто расейская инертность. Имей десятую долю его способностей немец, то с его усидчивостью сумел бы дослужиться до президента страны, испанец или итальянец стали бы президентами на своем темпераменте, француз – на бойкости, Павлов же точно и умело дает оценку событиям, ювелирно прогнозирует их развитие, а когда все сбывается, ему разве что кто-то скажет с удивлением: гляди, опять угадал! И Павлов остается довольным тем, что вот он опять прав, сумел предвидеть то, что не замечали ни президенты, ни целые прогностические институты.