Юрий Никитин - Великий маг

Пошли кадры, как пригнали первую машину, вылили пару бочек мазута, бросили факел. Пламя взметнулось жаркое, красное и с черной бахромой, траурное, коптящее. Рабочие стояли на краю котлована и радовались, что наконец-то конец их мучениям, вон какое пламя… но огонь вскоре начал опускаться, прижался к обугленным книгам, а затем погас вовсе.

Оказалось, что остальные книги загораться отказались. Страницы прекрасно горят поодиночке, или когда каждую смять в ком, но когда плотно стиснуты, то язычкам самого жаркого пламени никак не подобраться. Единственное, что могут – погрызть чуточку углы, попортить переплет, но проблему это не решает: книг в котловане не уменьшается!

Еще через трое суток пригнали цистерну с бензином, вылили в гигантскую яму, бросили факел. Пламя взметнулось жарче, чем если бы загорелась нефтяная скважина. Но когда огонь погас, подозрительно быстро погас, выяснилось, что книги на том же месте. Правда, верхний слой почернел и обуглился, а то и просто закоптился, но когда энтузиасты спустились в котлован и принялись ворошить сгоревшее, оказалось, что под первым тонким слоем лежат на десятки метров в глубину целехонькие, непотревоженные книги.

Еще неделю к котловану подгоняли машины и лили мазут, дизельное топливо, бензин и керосин. Костры полыхали такие, что спутники-шпионы то и дело подавали панические сигналы, принимая точку возгорания за термоядерные взрывы.

Наконец отцы города убедились, что сделать ничего не удастся. Верхний слой книг сгорает, но своими жизнями спасает остальные, а чтобы суметь поджечь их тоже, пришлось бы поднять на поверхность, растрепать, а то и порвать страницы.

По жвачнику промелькнуло интервью с замом мэра, сообщил, что принимается решение построить для уничтожения книг особый крематорий. Там будет сжигаться столько-то книг в час, огромное количество, а этот котлован с книгами придется просто засыпать землей, тем самым похоронив книги «по-человечески».

Я взглянул на часы, вздохнул. Пора. Сердце колотится, до чего же в неуютном мире живем. Уже не только из дома выходить страшно, но и в самом доме, в собственной квартире, трудно отыскать безопасный угол.

В пустом зале кафе в дальнем углу сидят двое. Один, в котором я сразу узнал Кричевского, трудится над огромным бутербродом, изредка прихлебывая из стакана. В стакане было нечто темное, коричневое, вроде кока-колы. Второй выглядит несколько проще, не столь аристократичен, но зато по-хозяйски раскинулся в легком плетеном кресле, на Кричевского посматривает снисходительно, как на младшего коллегу. Кричевский выглядит старше, чем на экране, и не столь импозантен.

– Здравствуйте, – сказал я.

Он рывком поднялся, протянул руку:

– Спасибо, что уделили время!.. Извините, что начал без вас, но проголодался чертовски… Это полковник Ищенко.

Больше ничего не добавил, а полковник, который Ищенко, пожал мне руку, сказал добродушным басом:

– В данном случае – шофер.

Возможно, это было нарочито, мол, даже шофер у Кричевского в таком ранге, но я не стал ломать голову, сел напротив Кричевского, повел носом в сторону стакана. У кока-колы не может быть такой сильный запах крепкого кофе.

– Не вредно?

Он засмеялся.

– Еще не проверил. Но пью со студенческой поры, когда приходилось по две ночи перед экзаменами… Увидел, как мой преподаватель, Зиновий Паперный, заказывает в буфете не чашку… чашечки у нас были с ноготок, а стакан, и с тех пор вот тоже…

– Он и у вас преподавал? – поинтересовался я. – Я его помню, прекрасный был человек…

– А с каким чувством юмора, – сказал Кричевский живо. – Лицо каменное, ни смешинки в глазах, не сразу и сообразишь, куда запрятал иронию!.. Редкий был человек.

Напряжение испарилось, я мысленно поставил Кричевскому высший балл за начало разговора. Уже у нас взаимная симпатия, оба выделяем этого яркого преподавателя, оба помним с нежностью. А второй, полковник, вообще располагает внешностью, позой, манерами добродушного крестьянина.

Подошла молоденькая шустрая официантка, я заказал кофе, бутерброд с семгой и три кусочка сахара. Она посмотрела иронически, трое мужчин должны сидеть за бутылкой водки, но смолчала, удалилась, эффектно двигая из стороны в стороны широкими ягодицами.

– Так чем вам интересен я? – спросил я, проводив ее взглядом.

– Из России все еще бегут, – сказал Кричевский. – И капиталы вывозят со страшной силой. Остается только поражаться, что в нашей стране все еще столько талантливейших людей… и что еще не развалилась вдрызг. Любая Америка, вывози у нее деньги такими темпами, уже валялась бы нищая в канаве… Мы не можем воспрепятствовать ни тому, ни другому, у нас свободная страна… черт бы побрал эту свободу!.. но стараемся хотя бы защитить своих граждан… когда это удается.