Юрий Никитин - Имаго

– А ведь он даже не понимает, – проговорил Майданов сочувствующе, – что самое лучшее, это сменить бы имя, а то и внешность, залечь где-нибудь на дно и доживать свои дни, стыдясь признаться, кто он есть. Так нет же, то и дело рвется к микрофону! А его еще о чем-то спрашивают… чтобы посмеяться, да?

Я заметил, что все переглядываются. Вроде бы бесспорно, но что-то в этом есть и ядовитое, ибо на пост президента США как раз тоже избрали точно такое же полнейшее ничтожество. Причем в США дело еще серьезнее: там в самом деле избрали открытым честным голосованием, а не так, как избирали Горбачева: одного из… одного. Избрали того, кого считали… ну, самым подходящим быть президентом. И все обозреватели: правые и левые, фашисты и демократы, радикалы и консерваторы – сходятся во мнении, что это самый никчемный президент за всю историю страны, а по развитию интеллекта уступает сборщику мусора.

– Знаете, – сказал Пригаршин сухо, он смотрел перед собой, демонстративно не замечая Лютового, – не надо никаких аналогий. Ничтожество их президента говорит о том, что американский народ вовсе не нуждается в сильном руководителе! Он сам силен, здоров… как физически, так и психически…

Бабурин вклинился радостно:

– Ага!.. А какую круть производит?.. В смысле, его страна? Он же как задвинул со своей программой развития поддержки движения болельщиков!.. Не задвинул, а прям засадил по самые помидоры. Бабок кинул, как на создание стратегической обороны, во!

Пригаршин не сообразил, что Бабурин союзник, сказал раздраженно:

– Ну как же вы не понимаете? Как вы не понимаете? Да, США производит и дрянь, кто спорит?.. Так не берите дрянь, а берите только хорошее. Ведь не спорите же, что там что-то делается и хорошее? Так вот берите только хорошее!

Бабурин хлопнул ладонью по столу, захохотал.

– Дык берем! Обеими руками!.. В США в самом деле простой народ правит!.. И все делается для простого народа! Бравлин, разве не так?

Я поморщился от такой юсовской жизнерадостности. Майданов тоже поморщился, но, сглаживая разговор, сказал торопливо:

– Да-да, надо брать только хорошее! А на плохое, оно есть у каждого народа, обращать внимания не стоит. И тогда оно тихо отомрет само. Как говорит наш доблестный болельщик, откинет копыта. Не так ли, Бравлин?

Я кивнул:

– Да, конечно, вы совершенно правы. Надо брать хорошее, а на плохое не обращать внимания. Вот прогуливаетесь по улице с дамой, ведете беседы о высоком искусстве, а навстречу идет изящный такой господин, которому приспичило. В трех шагах от вас он расстегивает штаны, садится на тротуар и срет. Прямо на асфальт, в духе всяческих свобод. Вы осторожно обходите его с его зловонной кучей и говорите даме, что у этого господина хорошо начищены туфли и правильно повязан галстук. Надо и мне, мол, не забывать чистить туфли, а то забываю, увы, забываю…

Бабурин заржал, Лютовой сдержанно усмехнулся.

Майданов сказал глубокомысленно:

– Вы хотите сказать, что мир теперь настолько тесен, что любая страна отвечает не только за свою внешнюю политику, но и за то, что она производит, так сказать, только для себя?

– А разве не так? Ведь уже стало хорошим тоном вмешиваться в дела других стран, что совсем недавно считалось недопустимым! Так называемое мировое сообщество, а на самом деле – одна Юса, бомбило Ирак, Югославию, сейчас в России… Точно так же мировое сообщество вправе потребовать от Юсы, чтобы она не плодила ту дрянь, что грязным потоком льется во все страны. Правда, для этого мировое сообщество должно стать в самом деле мировым сообществом, а не шайкой шакалов возле Шер-Хана. И побыстрее навести порядок у себя со всякими там наркоманами, гомосеками…

Майданов поморщился.

– Никто уже давно не говорит «гомосеки», – упрекнул он мягко. – Образованные люди говорят: «геи». Или – «голубые».

Я пожал плечами, разговор беспредметен, а Лютовой сказал с ехидцей:

– Если вы так говорите, вы тоже гомосек… Да-да, «гей» – всего лишь аббревиатура из слов «good as you», то есть «такой, как ты». Вообще-то и надо бы, как всякую аббревиатуру, прописными буквами, а во-вторых, всякий, кто называет гомосека геем, тот признается тем самым, что и он тоже гомосек.

Майданов все еще старался смотреть с превосходством и укоризной, но, похоже, грубый Лютовой сумел подловить его на истинном смысле почти что общепринятых слов.

Я подумал, брякнул:

– Кстати, всякий, употребляющий слово «гей», даже в отношении к себе, оскорбляет одновременно и вас, называя вас педерастом!.. Ведь, если он сам такой же, как и вы…