Юрий Никитин - Имаго

Я вздрогнул, ибо, углубившись в печальные и возвышенные мысли, едва не прошел здание суда насквозь, как терминатор винный ларек. В коридоре народ с угрюмыми и озлобленными лицами, я поинтересовался, где сейчас адвокат Вертинский. Ко мне сразу же прониклись заметным уважением и начали посвящать в тайны их тяжб. Кое-как отделавшись, я проскользнул в сторону зала суда. Дверь прикрыта, но в нее то и дело заглядывали. Похоже, ждут конца заседания. Я тихонько проскользнул в зал, неслышно сел в заднем ряду. В зале, рассчитанном на двести человек, не больше двадцати, из них трое подростков, что зашли, спасаясь от дождя, теперь зажимают девку, я видел, как с нее стащили трусики, она умело изогнулась, разгружая обоих сразу.

Вертинский, сильно постаревший за последний год, обрюзгший, со скучающим видом вслушивался в речь обвинителя. На самом деле, как я его уже знал, он мыслями где-то далеко, а за процессом в этом зале следит крохотная часть мозга, он это умел проделывать виртуозно. Насколько я понял из речи обвинителя, дело какое-то пустячное. Обвиняемому грозит штраф за то, что помыл руки в туалете. Сейчас это считается позорной дискриминацией отдельных частей тела, завуалированным оскорблением в адрес тех правозащитников, кто добивается полной свободы и равноправия. Лоху проще бы уплатить штраф, это копейки, но он завелся, подал в суд. Добро бы отстаивал свои права мыть руки, это бунтарство, но он старался доказать, что он лояльнейший гражданин, никогда ничего не нарушал, что у него есть грамоты и благодарности от Общества Американо-Русской дружбы и еще двух благотворительных кружков, где контрольный пакет имеют американцы. Обвинитель напирал, что виновный совершил явно выраженное сопротивление, ибо оно было совершено не в своей личной ванной, а в общественном туалете. На виду у других! Тем самым призвав к игнорированию общечеловеческих норм поведения.

Обвиняемый сидел с видом оскорбленного достоинства, на лацкане крупный значок с юсовским орлом, в петлице крохотный флажок со звездно-полосатым флагом. Даже в руках держал выпускаемый юсовцами толстый красочный журнал на изумительной бумаге «Твой стиль жизни».

Наконец Вертинский очнулся, жалко мямлил:

– Прошу суд учесть, что у моего подзащитного в тот день была поистине десятикратная нагрузка. Вот справки, подтверждения, результаты опроса его коллег. Его мысли были далеко… А так как он человек старшего поколения, то у него за прошедшие годы выработались определенные автоматические действия. Я прошу обратить внимание, что господин Костромитин в числе первых приветствовал приход сексуальной революции в нашу страну! Его дважды вызывали к ректору, с позволения сказать, университета, когда являлся на лекции с серьгой в носу и выкрашенными в зеленый цвет волосами. Это, несомненно, говорит в его пользу. Такой человек не может быть противником реформ, априори!.. Он с восторгом принял и дальнейшие реформы, как-то: совместные туалеты, бесплатные футбольные матчи…

Судья поинтересовался:

– Каковы заключения врача о состоянии здоровья подсудимого? Врач присутствует?

– Да, господин судья!

Врач, немолодой замученный жизнью человек, что отпечаталось на лице, фигуре, голосе, зачитал с бумажки длинный список не то болезней, не то просто терминов, называвших части тела или органы по-латыни. По-моему, он просто издевался над нами. Чтобы это не было чересчур явно, он вставлял и знакомые слова, так что речь его звучала как передача на иностранном языке, где ухо выхватывает слова, уже вломившиеся в нашу речь.

– Психическая норма… – слышал я, потом полтора десятка латыни, затем снова: – …с повышенным содержанием усталости… что, в свою очередь, провоцирует к… и к… что выражается в…

Судья сказал с тяжелым сарказмом:

– Все понятно, все предельно просто. А теперь повторите на языке, понятном даже судье, в чем это все… ну все-все, выражается.

Врач поморщился, сказал обыденным тоном:

– В нервозности, некоторой замедленности или, напротив, ускоренности немотивированных реакций…

– Ага, – сказал судья с удовлетворением. – Насколько велика усталость? Может ли повлиять… Сформулируем вопрос иначе: может ли эта усталость быть настолько сильной, чтобы привести к отключению сознательных действий подсудимого… и переключить его на бессознательные, автоматические?

Со своего места вскочил прокурор, очень живой молодой человек, похожий на штык в мундире, заговорил почтительно, однако с железом в голосе: