Марта Уэллс - Колесо Бесконечности

Маскелль встала и растерла негнущуюся спину. Есть ей больше не хотелось, не хотелось ни чая, ни даже рисовой водки. И еще ей не хотелось отвечать на одни и те же вопросы, которые станут задавать актеры, как только, учуяв запах еды, вылезут из своих фургонов. Она кивнула Растиму и старой Мали и, хромая, побрела к своему фургону. Он стоял немного в стороне, как и предпочитала Маскелль; быки были выпряжены и дремали над охапками сена. Фургоном в этот день вместо Маскелль правила старая Мали. Когда дождь прекратился, она подняла легкие деревянные боковые панели, чтобы проветрить внутреннее помещение. Маскелль помедлила перед задней дверцей, вглядываясь в темноту. Отсюда должен был бы быть виден храм…

Массивная, увенчанная куполом башня чернела на фоне немного более светлого неба. Ведущий в нее портал в форме полумесяца был еле различим, а резьба на нем — соединенные мужские и женские фаллические символы — совсем терялась в темноте. Труппа по дороге в Дувалпур проезжала мимо нескольких маленьких святилищ, но рядом с настоящим храмом Маскелль оказалась впервые за много — слишком много — лет.

Она двинулась прочь от фургона. Один из быков поднял голову и шумно втянул воздух, когда Маскелль проходила мимо. Храм звал ее — не каменная оболочка, но то, что она должна была изображать, и та сила, которую это сходство давало.

Маскелль пробиралась сквозь мокрую траву, пока не дошла до барая и не вступила на каменную дорожку, окаймлявшую берег. Жрецы Кошана были смотрителями храмов, но на самом деле храмы представляли собой лишь статичные формы. Только Обряд Года благодаря Голосам Предков воссоздавал вселенную в ее истинном облике; особо важным был Обряд Десятилетия.

В этом же году должен был состояться Обряд Столетия.

Маскелль подняла посох над головой. Ее пронизало эхо, отражение Бесконечности, усиленное структурой храма. После всех этих лет храм все же узнал Маскелль.

— Я сегодня помогла еще одному незнакомцу, — прошептала Маскелль, — и никого при этом не убила. По крайней мере не убила намеренно. Вам этого достаточно?

Медленная волна тьмы поднялась по стене храма, гася один за другим фонарики в окнах.

Маскелль опустила посох и шумно выдохнула воздух. Нет, этого не было достаточно…

«И теперь все они будут знать, что я вернулась…»

О, наслаждение силой никогда не умирало — в этом-то и состояло проклятие, ее настоящее наказание, каков бы ни был приговор Карающего. Маскелль покачала головой, сокрушаясь по поводу собственной глупости, и возвратилась в лагерь.

Поднявшись по лесенке в фургон, она закрыла дверь, опустила панели, выходившие в сторону костров, и села на все еще влажный пол, глядя на храм и серебряную поверхность барая в отдалении.

Так можно было поддерживать иллюзию уединения, хотя иногда до Маскелль долетали странно искаженные голоса расположившихся на ночлег путников. Ей было холодно в мокрой одежде на ночном ветру, ноги под высыхающей грязью чесались… и кто-то за ней следил. Маскелль догадалась об этом по настороженным ушам быков, освещенных из-за фургона отблесками костра. В конце концов она разглядела темную фигуру футах в двадцати, там, куда не достигал свет. Должно быть, по дороге от барая Маскелль прошла совсем рядом… Снова шок от способности этого человека подкрасться так незаметно заставил озноб пробежать по коже. Подождав, пока ощущение пройдет, Маскелль тихо сказала:

— Иди сюда.

Ветерок пробежал по короткой траве. Человек встал и приблизился к фургону.

Посох Маскелль, такая же часть ее, как рука или нога, лежал поодаль, на деревянной скамье. Человек остановился так, что она не смогла бы до него дотянуться. Да, она не смогла бы, но его меч легко достал бы ее.

Человек стоял в тени, там, где фургон заслонял свет костра, но луна сияла ярко, и Маскелль видела тяжелый сири на бедре незнакомца. Вытянув ногу, она пальцами стала осторожно пододвигать посох так, чтобы взять его в руку.

— Что ты сделала?

Он, конечно, не мог спрашивать о том, на что Маскелль подумала; через мгновение она сообразила, что он имеет в виду фонарики в окнах храма.

— Я — Голос Предков. — Это была чистая правда, хотя, строго говоря, и не являлось ответом на вопрос. — Что ты делал в фактории?

— Готовился быть убитым. Разве это не было заметно? Не обращая внимания на шпильку, Маскелль проговорила:

— Хороший же ты выбрал способ сказать «спасибо».

— Я направлялся вверх по реке и наткнулся на пиратов.