Марта Уэллс - Колесо Бесконечности

Какое ей дело до такой возможности! Маскелль встряхнула головой и подумала: «Вот и помни об этом!»

Ивибру, к раздражению жрицы, найти оказалось нелегко. Обычно она росла на самой опушке вдоль реки, но сейчас в обычных местах ее не было видно, и Маскелль пришлось пробираться опасно близко от края скользкого обрыва. К тому времени, когда она все-таки набрала достаточное количество целебной травы и выбралась на более надежную почву, зеленая пещера джунглей превратилась в непроглядно темную бездну.

Маскелль решила идти вдоль реки, пока не окажется ближе к дороге. Спотыкаясь, она еле переставляла босые ноги — никакая обувь и получаса не выдержала бы на такой тропе. Маскелль высоко подобрала мантию, чтобы не цепляться ею за кусты, и засунула узелок с ивиброй за пояс; грязь покрывала ее с ног до головы. Косички все время падали ей на лицо, некоторые расплелись, так что стало заметно, как много седины в темных прядях. Маскелль улыбнулась, представив себе, что подумали бы о ней при дворе, в Кушор-Ане в Дувалпуре. «Не очень-то лестными были бы эти мысли», призналась она себе. Растим прав: им так не везет, что это уже становится смешно. Может быть, Предкам наконец надоело терпеть ее выходки и они решили утопить всех, кто едет по Великой Дороге, чтобы наказать нечестивицу? Такое предположение тоже позабавило Маскелль. «Ну вот, теперь ты к остальным грехам — как будто их и без того мало — добавляешь еще и гордыню!»

Сумерки перешли в ночь, река угрожающе ревела где-то справа. Маскелль заметила впереди мерцающий огонек и заторопилась в надежде, что это окажется фактория речных торговцев и ей, промокшей и замерзшей, даже удастся выпить там кружку горячего чая, прежде чем снова пробираться сквозь джунгли к дороге. Еще лучше было бы раздобыть полбутылки рисовой водки… «Старею я», — с горечью подумала Маскелль. Что ж, в этом ничего нового не было…

По мере того как она приближалась к строению, до нее все громче доносились пронзительные голоса — голоса очень многих людей.

Маскелль была теперь уже достаточно близко, чтобы в свете фонарей, развешанных на открытой галерее, окружающей здание, разглядеть подробности. Деревянное обшарпанное строение высилось на самом краю берега, так что часть его, опирающаяся на толстые сваи, нависала над бурлящей водой. К сваям было привязано несколько маленьких лодок, заваленных обломками мачт, веревками, рваными парусами, рыбацкими сетями. Здание было ярко освещено изнутри, и Маскелль видела в окнах многочисленные движущиеся фигуры.

«Да, это, конечно, фактория речных торговцев, — подумала она, — но только принадлежит она теперь не им». Должно быть, сейчас здесь нашли приют от непогоды лесные разбойники или речные пираты; едва ли, правда, это случилось давно — имперские дозоры регулярно объезжали берега, очищая их от грабителей. Маскелль не заметила на реке ни единой лодки, но решила, что торговцы пережидают дождь и половодье. Теперь все стало понятно, и Маскелль обреченно вздохнула.

Разбойники были столь же злобны, как морэй, маленькие ящерицы, стаями охотящиеся по берегам реки. Из захваченного здания фактории несся не только пьяный смех, но и вопли, ругань, удары, дикий рев. Здравый смысл подсказывал Маскелль, что лучше скрыться в джунглях, добраться до лагеря, приготовить питье для дочки Киллии, съесть свой холодный ужин и улечься спать в промокшую насквозь постель. Однако наказывать за то, что происходило сейчас в здании, так или иначе много лет было ее занятием, а старые привычки бывают живучи. Когда раздался треск и вместе с рамой из одного из окон вылетело тело, Маскелль больше не колебалась: она должна была все увидеть.

Она поднялась по шатким ступенькам и толкнула дверь. Помещение оказалось полно речных бродяг, таких же мокрых и грязных, как она сама, только этот сброд бывал грязен всегда и по собственному выбору. Их одежда представляла собой мерзкую смесь лохмотьев и роскошных нарядов, отнятых у жертв; на полу у самой двери распростерлось бесчувственное тело, облаченное в рваные шелковые штаны и рубашку. Маскелль ощутила густую смесь запахов: сыромятной кожи, немытых тел, рисовой водки. В неверном свете масляных ламп блестели капли пота на лицах, развевались всклокоченные волосы. Пьяная драка захлестнула внутреннее помещение, тянущуюся вдоль всего строения открытую галерею и даже лодочный причал, залитый грязной водой вздувшейся реки. И каждый участник потасовки орал во всю глотку.