Филип Фармер - Грех межзвездный

И вдруг, видимо, придя в ужас, может быть, поняв, что те, кто обглодал жучу, где-то рядом, а он, Порнсен, беспомощен, АХ выпрямился и бросился бежать. Испуская хриплый вой, пересек полянку. И так же вдруг вой оборвался. Порнсен налетел на дерево и рухнул навзничь.

И шевельнуться, не успел, как исчез под грудой свистящих и стрекочущих тварей, отсвечивающих бледными поганками.

Не до рассуждений тут, что надо, чего не надо. Хэл с воплем кинулся на муравьев. Наполовину полянку не пересек, а те уже исчезли во мраке, но недалеко ушли – было видно, как под деревьями снует что-то белесое.

Добежав до Порнсена, Хэл припал на одно колено, глянул.

А на том уже вся одежда в клочья, кожа располосована. Глазницы уставлены вверх, из перекушенной яремной вены ключом бьет кровь.

Хэл взвыл, вскочил и бегом бросился вон из чащобы. Позади раздались верещанье и свист, муравьи скопом хлынули из-за деревьев. Хэл не оглянулся.

Опомнился на улице под фонарями, и тут внутреннее напряжение сыскало выход. Слезы брызнули из глаз. Плечи затряслись от рыданий. Едва на ногах устоял. Внутри полыхнула жгучая резь.

Сам не понял, что в этом выразилось – скорбь или ненависть, потому что ненавистный местью больше не грозил. Наверняка, это были разом и скорбь, и ненависть. Что бы ни было – подействовало, как отрава, и плоть отвергла отраву, обжигавшую внутренности, как кипяток.

Но покидающую тело. Хоть и казалось, что он вот-вот сдохнет, однако по мере приближения к дому отрава иссякала. От усталости руки-ноги едва шевелились, как свинцом налитые, еле достало сил вскарабкаться на крылечко.

И в то же время на сердце полегчало. Сердце билось мощно, гнало кровь по жилам так, будто когти, что на нем сошлись когда-то, наконец разжались.

А в предрассветной мгле, укрытое в шестиугольной арочке парадного, землянина поджидало долговязое привидение в светло-голубом саване. То был Лопушок, сострадалист. Лопушок откинул капюшон и явил физиономию со ссадиной на левой щеке и кровоподтеком под правым глазом. Прочистил горло и сказал:

– Какой-то ханыга с меня маску сдернул и приложил знатно. Зато позабавились. Время от времени стравливать пар полезно для здоровья. А вы-то куда подевались? Я боялся, что вас полиция прихватит. В принципе, ничего страшного, но ваши коллеги на корабле на такие дела смотрят косо.

Хэл слабо улыбнулся.

– Не то слово.

И подивился, откуда Лопушку известно насчет возможной реакции корабельного начальства. Насколько много жучам вообще известно о землянах? В курсе ли они, что затевают пришельцы, уж не задумали ли контрудар? Если задумали, то какой? Их технология, насколько удалось разобраться, очень отстает от земной. Правда, в психологии они как будто впереди землян, но это-то понять можно. Давным-давно Госуцерквство объявило, что психология доведена до совершенства и нет необходимости в дальнейших исследованиях. И в этой области воцарился полный застой.

Мысленно пожал плечами. Слишком устал, чтобы думать о таких вещах. Хотелось одного – рухнуть в постель.

– Тоже, как видите, влип. Потом расскажу.

– Могу себе представить, – ответил Лопушок. – Покажите-ка руку. Давайте, я вам ожог обработаю. Яд полуночника – штука поганая.

И Хэл, будто ребенок, поплелся за Лопушком к нему домой и дал наложить на запястье противовоспалительный тампон.

– Вот теперь буверняк порядок, – объявил Лопушок. – Идите, ступайте спать, почивать. Завтра поделитесь впечатлениями.

Хэл поблагодарил и спустился ниже этажом. Долго возился с ключом, рука не слушалась. Наконец, помянув всуе имя Впередника, попал ключом в скважину. Закрыл дверь за собой, запер и окликнул Жанетту. Видимо, она пряталась в шкафу в спальне, потому что две двери хлопнули. Вмиг прибежала. И крепко обняла.

– Ой, мо-н-ом, мо-н-ом! Что случилось? Я так волновалась. Ночь проходит, тебя все нет, я думала, вот-вот крик подниму.

Было чувство вины, ведь наделал ей тревоги, но был и миг злорадства, поскольку сама же этому виной. Мэри тоже, наверное, посочувствовала бы, но долг и обязанность наказали бы ей взять себя в руки и прочесть мужу нотацию по поводу его антиистинных помыслов; мол, поделом ему за них досталось.

– Встрял в драку.

Заранее решил: ей – ни слова. Ни об АХ'е, ни о полуночнике. Потом, когда дух переведет.

Она помогла развязать плащ, снять капюшон и маску. Повесила их в шкаф в прихожей, а он рухнул на стул и закрыл глаза.

И тут же открыл при звуке жидкости, льющейся в посудину. Жанетта стояла перед ним и наполняла из бутылки огроменный стаканище. От запаха таракановки желудок свело, от вида прелестной девушки, которая собирается пить эту рвотную гадость, все в глазах завертелось.