Пол Левинсон: Дело о менделевской лампе

Пока медики пытались вдохнуть в него жизнь, я смотрел на телефон в машине. Я обязан был позвонить Корине и все рассказать. Немедленно. Но в пластиковом окошечке дисплея я видел лишь рыжую головку Лори.

- Вы сами-то в порядке, доктор д'Амато? - спросил санитар.

- Да, - отозвался я. Кажется, меня трясло.

- Эти аллергические реакции бывают смертельными, - сказал он, глядя на Мо.

Будто я не знал.

- Вы сообщите семье? - спросил санитар. Они собирались отвезти тело Мо в местную больницу.

- Да, - буркнул я, вытирая слезинку.

Мне показалось, что я задыхаюсь. Пришлось успокоиться, взять себя в руки и отделить психологию от физиологии, чтобы разобраться в своем состоянии. Я медленно вдохнул и выдохнул. Повторил. Ясно. Все в порядке. На самом деле я не задыхаюсь.

«Скорая» умчалась в ночь, увозя тело Мо. А вот он точно задыхался, и это его убило. Так что же он начал мне рассказывать?

Я снова посмотрел на телефон. Самое правильное действие - вернуться к дому Мо и уже там все рассказать Корине. Такие чудовищные известия не сообщают по телефону. Но я должен узнать, что именно случилось с Мо, и вряд ли Корина мне в этом поможет. Мо не хотел ее тревожить и ничего ей не рассказывал. Нет, мне нужно узнать, что задумал Мо, - а для этого поехать в Филадельфию. Туда, куда он сам хотел меня отвезти.

Но куда?

Я нажал пару кнопок и вывел на дисплей телефона список хранящихся в его памяти номеров. Владелицей единственного номера с городским кодом 215 значилась некая Сара Фишер. Ее адрес мне был более или менее знаком - возле университета Темпл.

Я извлек из памяти номер и нажал кнопку вызова.

Потрескивание, потом тихий жестяной звук сигнала.

- Алло? - услышал я женский голос, прозвучавший ближе, чем я ожидал.

- Здравствуйте. Это Сара Фишер?

- Да. Я вас знаю?

- Я друг Мо Бюхлера. Кажется, сегодня мы с ним ехали именно к вам…

- Кто вы? У Мо все в порядке?

- Ну…

- Слушайте, кто вы такой, черт побери? Если не ответите прямо, я положу трубку.

- Я доктор Фил д'Амато. Медэксперт из нью-йоркского департамента полиции.

Она на несколько секунд смолкла, потом сказала:

- Ваше имя мне почему-то знакомо.

- Что ж, я написал несколько статей…

- Погодите. - Я услышал, как она положила трубку и зашелестела бумагами. - В «Дискавер» у вас опубликована статья о бактериях, устойчивых к антибиотикам, правильно? - спросила она полминуты спустя.

- Да, - подтвердил я. При иных обстоятельствах мое эго просто воспарило бы в небеса, обнаружив столь заинтересованного читателя.

- Ладно. В каком месяце статья была опубликована? Господи…

- Э-э… в конце прошлого года, - сказал я.

- Я тут вижу ваш портрет. Опишите его.

- Прямые темные волосы… с легкими залысинами,- начал я. Ну как я мог помнить, как выгляжу на этом паршивеньком смазанном портрете?

- Продолжайте.

- Еще у меня довольно густые усы и очки в стальной оправе. - Я отрастил усы по просьбе Дженны, и по этой усатой фотографии редакционный художник потом и сделал портрет пером и тушью.

Она немного помолчала, затем вздохнула:

- Хорошо. А теперь вам придется рассказать, зачем вы мне позвонили. И что случилось с Мо.

До квартиры Сары оказалось менее получаса езды. Я все объяснил ей по телефону, и мне показалось, что она скорее опечалена, чем удивлена. Она попросила меня приехать.

Я позвонил и Корине и рассказал ей все, как смог. Прежде чем стать медэкспертом, Мо был полицейским. Наверное, женам полицейских полагается быть готовыми к такому исходу, но как, скажите на милость, можно подготовить человека к подобному известию после двадцати лет благополучного брака? Она плакала, я плакал, и я слышал, как плачут дети. Я сказал ей, что еще заеду, - и знал, что заехать к ней мне надо обязательно, - но все же надеялся услышать от нее: «Нет, я в порядке, Фил, правда, а ты ведь захочешь выяснить, что именно и почему случилось с Мо…» - именно это я и услышал. Сейчас таких женщин, как Корина Родри-гес Бюхлер, уже не делают.

Как раз напротив дома, где жила Сара, обнаружилась стоянка - в Нью-Йорке такое сочли бы даром небес. Я заправил рубашку в брюки, затянул пояс и постарался взять себя в руки, а уже потом надавил на кнопку звонка у подъезда.

Она встретила меня перед распахнутой дверью своей квартиры на втором этаже, когда я, слегка запыхавшись, поднялся по лестнице. У нее оказались соломенного оттенка волосы и грустные глаза, но приветствовала она меня искренней и широкой улыбкой, которую я вовсе не ожидал увидеть после допроса по телефону. На вид ей было около тридцати.