Филип Фармер - Темные замыслы

Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели — стать командиром дирижабля, — она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно, все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно — другого места для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный аппарат, единственная ее надежда.

Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых сосен, в конце которой маячил длинный сарай.

— Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать свой ночной горшок. В одно отверстие — мочу, в другое — экскременты.

Он помолчал и добавил:

— Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок. Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на шнек. Конечный продукт пищеварения — калиевая селитра и…

— Да знаю я, — процедила она сквозь зубы, — не дурочка же. Всюду, где производят серу, используют такой же процесс.

Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой, потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.

— Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца. Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются непригодные.

— Нон карборундум иллегитиматус, — произнесла Джил.

— Что такое? — небрежно переспросил он.

— Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: «Не позволяй невеждам поучать себя». Зарубите себе на носу — ради серьезного дела я могу собирать любое дерьмо.

— Да вы грубиянка!

— Конечно. Но если вы — мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много цивилизации…

— Как мы здесь изменились, — он говорил медленно и горько. — Не всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду выслушивать от женщины, — не проститутки или фабричной девчонки, а от женщины из общества — грубые непристойности и мятежный…

— А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? — резко бросила она.

— Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.

Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня, я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись… вернее, — умри и учись.

Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза сузились.

— Стоило бы как следует отделать вас… но мне тут жить. Что ж, перетерплю.

— Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира… когда вы умерли?

— В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.

Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей показалось, что рыбак похож на японца.

— Ваш сосед, — произнес Шварц. — Его настоящее имя — Охара, но он называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно имя, поэтому и выбрал себе — Пискатор… Рыбарь… Впрочем, латынь вы, кажется, знаете. Рыбак он действительно страстный, и потому в Пароландо его обязанность — охота на речных драконов. Но сегодня он свободен.

— Очень интересно, — отозвалась Джил. Похоже, сейчас ей сообщат нечто малоприятное — уж очень саркастической была усмешка Шварца.

— Возможно, он станет первым членом экипажа дирижабля. В Японии он был морским офицером, а во время первой мировой войны служил в британском флоте наблюдателем и инструктором по подготовке пилотов дирижаблей. Затем — в том же качестве — работал в морской авиации Италии, бомбившей австрийские базы. Как видите, у него достаточно опыта, чтобы занять высокий пост.

— К тому же, он — мужчина, — Джил улыбалась, скрывая кипевшую внутри ярость. — И хотя опыта у меня намного больше, его пол — изрядное преимущество.

Шварц отвернулся.

— Я уверен, что Файбрас будет отбирать людей в команду, руководствуясь лишь их квалификацией.

Она не ответила.

Шварц помахал рукой человеку в лодке. Улыбаясь, тот привстал с сиденья и поклонился. Затем сел обратно, бросив взгляд на женщину. Джил показалось, что ее пронзили лучом радара. Она была мгновенно взвешена, измерена и оценена — от кончиков пальцев до самых тайных закоулков души.