Филип Фармер - Плоть

За ними плотной массой выстраивались девственницы, кому повезло попасть в число невест Героя-Солнце. В своих белых колоколообразных юбках и белых кружевных накидках они очень хорошо смотрелись. У каждой был букет роз.

Стэгг позволил зверю перейти на рысь, чтобы приберечь его силы для финишного броска. Он кланялся и приветственно размахивал руками, проезжая мимо выстроившихся вдоль улицы мужчин и женщин. Девочкам-подросткам, которым не удалось занять первые места на конкурсе «Мисс Америка» и которые уныло стояли рядом со своими родителями, он громко обещал:

— Не плачьте! Сегодня я не пренебрегу и вами!

Грохот труб, барабанов и флейт заполнил улицу. К нему приближалась процессия жриц, одетых в светло-голубые платья. Это был любимый цвет богини Мэри, покровительницы Мэриленда. Согласно легендам, Мэри была внучкой Колумбии и дочерью Виргинии. Именно она обратила обитателей этой местности в истинную веру и взяла их под свое покровительство.

Пятьдесят жриц церемониальным маршем приближались к Стэггу. Они пели и разбрасывали вокруг себя цветы. Время от времени они издавали протяжные дрожащие вскрики.

Стэгг подождал, пока расстояние до них не составило пяти — десяти метров. Затем ударил животное по ребрам и стал барабанить кулаком по голове. Лось взревел и галопом ринулся прямо на жриц. Те прекратили пение и остановились в изумлении. Внезапно осознав, что Герой-Солнце вовсе не намерен сдерживать могучего зверя, а наоборот, разгоняет его, они закричали и ринулись в стороны. Здесь они уткнулись в толпу, сбившуюся в единую непреодолимую массу. Когда же они развернулись и начали убегать от скачущего оленя, то стали натыкаться друг на друга, сбивая с ног и кувыркаясь.

Только одна жрица не обратилась в бегство. Это была Главная Жрица, женщина пятидесяти лет, сохранившая свою девственность в честь богини своей покровительницы. Смелость словно припечатала ее к тому месту, где она находилась. Она вытянула вперед руку, как бы благословляя появление Героя-Солнце и всем своим видом показывая, словно ничего особого не произошло. Она бросила ему навстречу букет цветов и стала рисовать в воздухе священные символы своим золотым серпом.

Цветы упали под копыта лося, были им растоптаны, а затем и сама жрица была брошена наземь. Голова ее раскололась, как орех под могучим копытом зверя.

Тело жрицы вряд ли могло задержать весившего более полутонны зверя. Выставив голову вперед, он тараном пошел на плотно спрессованную толпу, состоявшую из дико кричавших и упирающихся женщин.

Пробить эту живую, но прочную, как камень изгородь, зверь не смог и остановился. А вот тело наездника продолжало движение.

Он по инерции перелетел через опущенные рога и шею лося и на мгновение как бы завис в воздухе над затянутыми во все голубое жрицами. Тела их разлетелись во все стороны, катились кувырком, увлекаемые другими телами, волочились по земле. Рога зверя уткнулись в чей-то подбородок и вырвали голову из туловища. Теперь эта голова, вращаясь, летела рядом со Стэггом.

Он пронесся над голубым месивом из гибнущих жриц и мягко опустился на поле, образованное белыми накидками, розовыми ртами, белоснежными юбками и голыми девственными грудями.

Из этой западни из кружев и плоти выбраться он уже никак не мог и исчез из виду.

Проснулся Питер Стэгг только к вечеру следующего дня. Из всей своей группы он поднялся первым, за исключением доктора Кальторпа, который уже сидел у ложа своего капитана.

— Ты давно в Балтиморе? — спросил Стэгг.

— Я следовал за тобой по пятам и видел, как ты напустил зверя на жриц — и все, что было после.

Питер сел и застонал.

— Мне кажется, что каждый мускул моего тела натянут, как струна.

— Так оно и должно быть. Ты лег спать аж в девять часов утра. Но у тебя должны болеть не только мышцы. Разве спина у тебя не болит?

— Немного, как-будто легкий ожог в районе поясницы.

— И это все? — Кальторп удивленно поднял брови. — М-да, все что я могу сказать — так это то, что твои рога насыщают кровь не только гормонами. Они также способствуют самозаживлению клеток.

— Что все это означает?

— Ну так вот. Прошлой ночью тебя пырнули ножом в спину. Но тебе это нисколько не помешало, а рана, кажется, совсем зажила. Разумеется, лезвие вошло не более, чем на дюйм. Мышцы у тебя очень твердые.

— Да, да, что-то припоминаю. Правда очень смутно. — Стэгг поморщился. — И что же произошло с этим человеком потом?