Георгий Тушкан: Черный смерч

— Мир никогда не может быть спокоен, — сказал Сапегин, — пока существуют империалисты, пока все народы не встанут на борьбу за мир!

— Это безусловно так, — сказал Стронг, — но империалисты чрезмерно хвастаются своим всесилием, а на деле получается иное. Они попробовали использовать для уничтожения прогрессивных американцев энергию замедленного атомного распада. И что же? Нашлись смелые люди и разоблачили этот заговор империалистов, несмотря на все их усилия монопольно владеть тайной «НБ-4001». Империалисты хотели использовать против прогрессивных людей «БЧ» — «лучи забвения», и опять люди доброй воли разоблачили их и тем самым разоружили. А «Эффект Стронга»! Я проклинаю тот час, когда, ослепленный приманкой в виде генеральной премии Мак-Манти, начал работать в интересах монополистов! Я только потом понял, как хитро они за мной охотились и как поймали. Я как-нибудь расскажу вам все перипетии борьбы прогрессивных людей за меня, за то, чтобы я прозрел. За то, чтобы это страшное оружие истребления зеленых растений, этих солнечных машин земного шара, вырвать из рук монополистов, мечтающих о мировом господстве. И это тоже свершилось. Империалисты разоружены в отношении «Эффекта Стронга». Силы мира сильнее сил поджигателей войны, и они убедятся в этом, если даже начнут мировую войну!

— Я рад слышать это именно от вас, — сказал Сапегин. — И все же нельзя недооценивать врага и надо всем помнить мудрые слова о том, что: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца». Я рад, профессор Стронг, видеть вас в числе борцов против поджигателей войны. Если такие аполитичные люди, как вы, начали прозревать, мировая война, даже если ее развяжут империалисты, не принесет им успеха… А теперь давайте поговорим как ученые. Мы только что ликвидировали очаги «Эффекта Стронга». Он больше не страшен миру.

Ученые сели.

Опять зазвенел телефон.

— Введите! — приказал полковник. — Сейчас сюда приведут членов экипажа приземлившегося американского самолета. Мы можем узнать кое-что интересное.

В кабинет вошли четыре человека. Впереди, отнюдь не чувствуя себя несчастным, шел мужчина в форме летчика.

— Ральф Томпсон! — закричала Бекки. — Каким образом?

— Повезло, — ответил Томпсон. — Командование мне приказало ни в коем случае не приземляться, чтобы мои пассажиры не попались, но я уж так решил заранее.

— О! — опять воскликнула Бекки. — Джек Райт и Мюллер? Этим есть что рассказать, господин полковник!

— Они назвались иначе, да и документы у них на другое имя, предупредил сопровождавший их офицер.

— Хайль президент! — крикнул Мюллер, поднимая руку. — Я американский подданный.

— Еще бы! — сказал Джим. — Это же работники Кэмп Дэтрик.

— Я вам обещала, Джек Райт, встретиться, — сказала Бекки. — Это было на Яве, близ Бейтензорга, и вот мы встретились. Силы мира сильнее сил войны!

Анатолий подвел Бекки к Люде и познакомил их.

— Это мой поклонник! — весело сказала Бекки, кивнув на Анатолия. Только он однажды принял другую девушку за меня и чуть было не отправился со своими друзьями на тот свет.

Анатолий стал расспрашивать Бекки о знакомых.

— Дакир и Тунг живы и здоровы, как и Клара Томпсон и Франк… Только у нас, в Соединенных Штатах Америки, очень и очень тяжело… Джим! — позвала Бекки и познакомила журналиста с Людой. — Я думала, — сказала Бекки, — эпоха бурь — какое может быть счастье, если каждую минуту дрожишь и боишься за любимого, борющегося с поджигателями войны! И все-таки я вышла замуж за Джима… Вы счастливые, у вас не надо бояться за тех, кто борется за мир, за счастье всех народов… Неужели люди, которых желают уничтожить монополисты, дадут себя убить?

— Этого никогда не будет! — отозвался Егор. — А счастье… Счастье — в борьбе за высокие человеческие идеалы, за коммунизм!

Жизнь! Как много в этом слове!..

Как прекрасно жить, чувствуя себя членом Великого Союза Советских Народов — народов, которые превозмогли многое в борьбе за коммунизм!

Смерть, гибель и тлен — таков путь международного империализма, который давно уже превратился из режима эксплуатации человека человеком в режим истребления человека человеком.

Пусть неистовствуют Морганы, Дюпоны, Рокфеллеры, но миролюбивые народы будут бороться за мир и победят!

Москва — Голицыно

1949–1951