Айзек Азимов - Азазел (рассказы)

– Друг мой, - сказал Джордж, - пора бы вам научиться спокойно воспринимать превратности жизни. Говорите себе (и это будет правдой), что ваши ничтожные писания ничтожно мало влияют на мир, и уж тем более не имеет никаких последствий то, что скажут о них критики (если скажут вообще). Такие мысли доставляют большое облегчение и предотвращают развитие язвы желудка. И уж тем более вы могли бы воздержаться от подобных речей в моем присутствии, ибо могли бы понять, что моя работа гораздо весомее вашей, а удары критики гораздо разрушительнее.

– Вы хотите сказать, что вы тоже пишете? - сардонически спросил я, вгрызаясь в пирог.

– Отнюдь, - возразил Джордж, вгрызаясь в свой. - Моя работа гораздо важнее. Я - благодетель человечества, непризнанный, недооцененный благодетель человечества.

Готов был поклясться, что у него увлажнились глаза.

– Я не понимаю, - мягко сказал я, - как чье-нибудь мнение о вас может оказаться настолько низким, что его можно назвать недооценкой.

– Игнорируя эту издевку, поскольку от вас ничего другого не жду, я все же расскажу вам, что я думаю об этой красавице, Бузинушке Маггс.

– Бузинушке? - переспросил я с оттенком недоверия.

Бузинушка - это было ее имя (так говорил Джордж). Не знаю, почему родители так ее назвали - может быть, она напоминала им некоторые нежные моменты их предшествующих отношений, а может быть, как полагала сама Бузинушка, они поддали малость бузинной настойки, когда были заняты процессом, давшим ей жизнь. А иначе у нее был шанс и не появиться на свет.

В любом случае ее отец, который был моим старым другом, попросил меня быть ее крестным, и я не мог ему отказать. Естественно, что я относился к таким вещам серьезно и вполне ощущал возложенную на меня ответственность. В дальнейшем я всегда старался держаться как можно ближе к своим крестницам, особенно если они вырастали такими красивыми, как Бузинушка.

Когда ей исполнилось двадцать, умер ее отец, и она унаследовала приличную сумму, что, естественно, усилило ее привлекательность и красоту в глазах света. Я, как вы знаете, стою выше всей этой суеты вокруг такого мусора, как деньги, но я счел своим долгом защитить ее от охотников за приданым. Поэтому я взял себе за правило проводить с ней как можно больше времени и часто у нее обедал. В конце концов, она души не чаяла в своем дядюшке Джордже, и я никак не могу поставить это ей в минус.

Как оказалось, Бузинушка не слишком нуждалась в золотом яичке из семейного гнездышка, поскольку она стала скульптором и добилась признания. Художественная ценность ее работ не могла быть поставлена под сомнение хотя бы из-за их рыночной цены.

Я лично не вполне понимал ее творчество, поскольку мой художественный вкус весьма утончен, и я не мог слишком высоко оценивать работы, создаваемые для тех денежных мешков, которые могли себе позволить их покупать.

Помню я как-то спросил ее, что представляет собой одна из ее скульптур.

– Вот, видишь, - сказала она, - на табличке написано: "Журавль в полете".

Изучив этот предмет, который был сделан из чистейшей бронзы, я спросил:

– Да, табличку я вижу. А где журавль?

– Да вот же он! - она ткнула в маленький заостренный конус, поднимавшийся из бесформенного бронзового основания.

Я внимательно рассмотрел конус и спросил:

– Это журавль?

– А что же еще, старая ты развалина! - она любила такие ласкательные прозвища. - Это острие длинного журавлиного клюва.

– Бузинушка, этого достаточно?

– Абсолютно! - твердо сказала Бузинушка. - Ведь не журавля представляет эта работа, а вызывает в уме зрителя абстрактное понятие журавлиности.

– А, - сказал я, несколько сбитый с толку. - Теперь, когда ты объяснила, действительно вызывает. Но ведь написано, что журавль в полете. Откуда это следует?

– Ах ты дуролом недоделанный! - воскликнула она. - Ты вот эту аморфную конструкцию бронзы видишь?

– Вижу, - ответил я. - Она просто бросается в глаза.

– Так не станешь же ты отрицать, что воздух, как и любой газ, если на то пошло, является аморфной массой. Так вот, эта аморфная бронза есть кристально ясное отражение атмосферы как абстрактного понятия. А вот здесь, на передней поверхности бронзы - тонкая и абсолютно горизонтальная линия.

– Вижу. Когда ты говоришь, все так ясно.

– Это абстрактное понятие полета через атмосферу.

– Замечательно, - восхитился я. - Просто глаза открылись от твоего объяснения. И сколько ты за это получишь?

– А, - она махнула рукой, как будто не желая говорить о таких пустяках. - Может быть, тысяч десять долларов. Это же такая простая и очевидная работа, что мне неловко запрашивать больше. Это так, между прочим. Не то что вот это.