Олег Маркеев: Цена посвящения: Время Зверя

Но на качество несения службы это никоим образом не влияло. Служили они, как привыкли сызмальства работать: дружно, на совесть и безропотно. А по ночам и на политзанятиях смотрели дембельские сны: как в мундире с зелеными погонами шествуют по главной улице села: и чумеют скворцы в колхозных садах, девки грудями валят плетни, крестятся бабки, старенькая учительница украдкой вытирает слезу умиления, а мужики лезут в погреб за мутной бутылью первача. Хэппи-энд в духе хороших советских фильмов!

В смысле душевной чистоты и морального здоровья они и были стопроцентными советскими ребятами. Поэтому ни у кого не возникло мысли воспользоваться возможностью и перелететь куда-нибудь на Запад. Проколы были, прорывы границы случались, но сами — ни-ни. Кому они помешали? В каком кураже феминизма пришло в чью-то голову, увенчанную зеленой фуражкой, заменить их разведенными жительницами подмосковных городков?

— Прилетели из Парижа? — раздался приглушенный стеклом голос пограничницы.

— Да, — ответил Максимов, внутренне удивившись несуразности вопроса.

— Часто бываете за границей?

— Приходится.

— По частным делам? — Валькирия в зеленых погонах решила продемонстрировать профессиональную бдительность, пока компьютер проверял данные Максимова.

— Чаще по служебным, — ответил он.

— По каким? — раздалось из будки.

«Так, оперативный опрос пассажира, — с немой тоской подумал Максимов. — Я, конечно, понимаю, мадам, вас так учили. Но головкой своей думать тоже надо. Что толку мурыжить, если проверить не сможешь? Елки зеленые, бдят все подряд, а дома все равно взрывают!»

— Выезжаю по линии Минкульта и Академии наук, — как можно вежливее ответил Максимов.

Это была истинная правда. Пока дед заведовал НИИ, имеющим касательство к охране культурных ценностей, менять прикрытие Максимов не собирался.

— Для виз осталось всего два листка, пора паспорт заменять. — Валькирия погранвойск продолжала тянуть время.

«Тетка, давай быстрее! — мысленно подогнал ее Максимов. — Тебе еще ребенка из сада забирать, муж, если есть, совсем от рук отбился. И у меня человек без присмотра остался».

Повод для беспокойства уже появился. Он краем глаза заметил, что Карина, строго проинструктированная проверить карманы и содержимое рюкзака, перед тем как идти на линию таможенного контроля протягивает рюкзак какому-то пожилому дяде типично «конторского» вида.

«Ох, кто-то сейчас по тощему заду отгребет!» — Максимов прищурился в предвкушении акта педагогического садизма.

В кабине тихо пискнуло, рука выдвинула паспорт Максимова, следом щелкнул замок турникета.

По Карининому примеру Максимов придал ускорение дверце коленом и выскочил в зал. Не без труда пробрался сквозь столпотворение, усугубленное затором тележек с чемоданами и баулами. Как ни спешил, все равно не успел. Каринин рюкзачок оказался в руке мужчины. Тот сделал пол-оборота и оказался лицом к лицу с Максимовым.

С полминуты они, не таясь, изучали друг друга.

В облике мужчины было что-то тяжелое, давящее. Короткий ежик седеющих волос врезался в лоб острым клинышком, кустистые брови низко наезжали на глаза, прятавшиеся в узких щелках припухших век. Резкие морщины, начинаясь у носа, огибали рот с плотно сжатыми, не привыкшими улыбаться губами. Подбородок с ямкой, словно палец вдавили в мокрую глину.

Ростом он был чуть выше Максимова и на пять весовых категорий, как минимум, тяжелее. На вид — шестьдесят лет, и большую часть из них мужчина явно не посвятил коллекционированию марок и игре в шахматы. Хотя тупым костоломом его назвать было нельзя. Несомненно умен, просто работа была такой, что и думать приходилось, и кулаками махать.

«Когда ищет, роет землю, как бульдозер, а в атаку прет, как танк. И подчиненные у него ходят по струнке», — сделал вывод Максимов.

Один подчиненный уже нарисовался поблизости. Молодой человек с характерной наружностью охранника богатой фирмы, особо не таясь, занял позицию в паре метров от Карины, оттирая от нее снующих по залу пассажиров. Один, как известно, в поле не воин. Двое его братьев-близнецов со скучающим видом подпирали стеклянную стену за стойками таможни. Глаза их при этом активно сканировали зал.

«Недурно», — про себя отметил Максимов, возвращая взгляд на тяжелое лицо мужчины.

Мужчина тоже окончил осмотр. По лицу не угадать, с каким результатом.

— Как понимаю, Максим Владимирович Максимов? — Он протянул широкую ладонь.