Ирина Дедюхова - Армагеддон №3

И все-таки Кирюша грустил. Петрович это чувствовал. Поэтому дал немного ему полакать пива. Вначале Кирюша отпрянул от блюдечка, но, распробовав, выпил поллитра. Он послал Петровичу в голову мысль, что никакой дворец ему на хрен не нужен, что он, бля, еще так всех сделает, что сами они все пойдут на ремешки. Петрович понял, что у Кирюши поднялось настроение, и с новыми силами побежал отбирать у пассажиров дубликаты билетов, попутно предупреждая о скромных, по-человечески понятных требованиях литовских пограничников.

"Посему, — живу Я, говорит Господь Бог, — за то, что ты осквернил святилище Мое всеми мерзостями твоими и всеми гнусностями твоими, Я умалю тебя и не пожалеет Око Мое, и Я не помилую тебя", — процитировал им Седой, выслушав сбивчивый доклад непрерывно икающей Марины, вкратце повторившей сказанное Ямщикову на вокзале.

— Надо искать Око Бога. Глаз — это Око, — повторил он. — Сейчас всем спать. Эти двое нас будут пасти, но, как и где — понятия не имею. Боюсь, что и вагон именно они нам до самого места устроили. Поэтому дежурить будем каждую ночь. Я сегодня никак не могу. Как говорится, извините, я играл в «Зените». Поэтому начнет Ямщиков. Утром я его сменю.

Седой раскрыл баул, выдал большую мужскую майку Марине. Почему-то они с Ямщиковым совсем не подумали на вокзале ни о тапочках, ни о мыле. Вот идиоты, действительно.

Марина с Ямщиковым вдумчиво нарисовали пентаграммы святой водой, также прихваченной Седым, хотя сам Седой к воде относился с явным пренебрежением, предпочитая мелок. Они выложили гвозди и пергаменты, каждый приготовил себе удобную удавку из набора гитарных струн, выбрал нож. Марина сложила все под подушку под сочувственным взглядом Ямщикова, легла и тут же провалилась в сон.

— Слушай, Грег, — тихо сказал Седой. — Ты с ним поаккуратней как-то. Психика-то теперь у него женская налицо. А ты, сколько пива в него влил на вокзале?

— Да не помню я уже… — растерянно прошептал Ямщиков.

— Мы из-за твоих шуточек без Факельщика можем остаться, — укоризненно прошептал Седой. — Не забыл, что Флик — наши глаза впотьмах? Хотя тут такие нынче глазки… Медсестра по глазки в марлевой повязке… Тьфу! Дрянь прицепилась, в бистро на вокзале крутили. Согласись, что ни разу еще таким образом не начинали ни одного похода… И чтобы ехать, как на бойню…

— Меня это тоже заводит, Седой, — ответил Ямщиков, разрезая ветчину в вакуумной упаковке. — Раньше мы шли по следу… Все такое, короче. Действовали, одним словом! На вот, жри! Зря пиво этому уроду отдали. Я как в поезд сажусь, на меня сразу такой жор нападает… И чо? Нынче-то чо получается? Ясно, что в прицепном вагоне никакого Ока не встретишь. Купили прямой билет и катимся сами не знаем куда… Полнейшая хрень!

— Слушай, а ведь неплохая штука, а? — сказал Седой, пережевывая ветчину. — Хоть ветчину научились делать… Хотя в целом плохо еще у нас народ работает! Надо ветчину прямо сейчас съесть, чтобы до утра не испортилась.

— У меня водки немного осталось… Я на вокзале еще водки взял к пиву, если честно. А потом… не решился мешать. Давай по рюмашке? За встречу, — предложил Ямщиков, доставая из внутреннего кармана куртки чакушку.

— Что с тобой делать?.. Давай!

Они выпили, доели ветчину, а потом вскрыли упаковку с копченой лопаткой. От корейки Седой отказался наотрез.

— Это все вечный российский бардак! — глубокомысленно изрек Седой после третьей пластиковой рюмочки, которые оказались у запасливого Ямщикова в кармане брюк. — Все в точности так же, как мы, купили билеты, сели в вагон… А куда их цепляют, куда везут — всем до глубины души наплевать! Совершенно не привык задумываться народ. Как, впрочем, и работать.

— Ну, значит, и нам не хрен от народа отрываться, — зевнув, ответил Ямщиков, снимая теплую фланелевую ковбойку. — Ты лучше скажи, раз такой умный, что можно для пользы дела извлечь, пока мы здесь будем прессоваться?

— Я полагаю, — с жаром заявил Седой, залезая на верхнюю полку, — надо и здесь работать! Случайностей в нашем деле не бывает! Всех, кто сюда ни вопрется, надо выслушать и прокачать! Слушай, я полночи подежурю, сколько смогу, а потом тебя подниму. Устраивает? Давай плановые дежурства с завтрашнего дня начнем.

Всю ночь колеса стучали по поющим рельсам: "Мегид-до, Мегид-до, Мегид-до-до-дон", разгоняя сон. Светили желтыми глазами полустанки, и веселой беспутной спутницей за вагоном бежала полная луна.

Потом вагон надолго остановился где-то и почти до утра стоял в полной тишине. Только вдали слышались редкие гудки маневрирующих составов и усталый женский голос диспетчера из динамиков. Но вот подошла какая-то бригада мужиков, матерясь, они подкатили вагон к другому составу. Вагон вздрогнул всем телом один раз, потом другой, потом что-то взвизгнуло под ним, будто между колес пробежала металлическая кошка, и вновь колеса запели свою боевую песню.