Ирина Дедюхова - Армагеддон №3

— Нет, Колька! Я старый и глупый! Я так и буду верить, что хозяин западного неба Делеся важенкой спасется с люлькой в рогах! Бабы ведь такие ловкие! Ух, какие ловкие эти бабы! Как ты их от мужиков не прячь, а они предсказания отцов наших выполнят. Им такое предсказание выполнить просто, Колька! — собравшись с силами, улыбнулся Николаю старик. — Думаешь, я не понял, да? Ты решил служить тем, двоим, которые даже не боги! Боги в этой драчке ни при чем! Они создали мир и оставили его нам, дуракам, на сохранение. Они пошлют троих, и тебе большой писдес будет, Колька!

— Ты говоришь о привратниках, да? Никаких привратников больше не будет, Васька, — улыбаясь одним ртом, выставив крупные, пожелтевшие от чая зубы, презрительно ответил ему Николай. — Я понял, что они обязательно появятся здесь… Ждал! Старый зэк из Пихтовки рассказывал о белом пламени у подножья горы, он единственный выжил тогда, когда лагерь у узкоколейки на Лихачку взорвался. Так вот перед взрывом он видел у самой сопки необычное пламя, у него после бельмо появилось на левом глазу, даже я ничем не мог его снять. Мы все через неделю пойдем туда, на вершину Черной сопки, хотят наши мертвые боги того или нет, но именно там — ворота в другой мир. Приоткрытые ворота.

— Зачем? Ой, Колька, зачем? Нельзя туда, Колька! Помнишь, что было, когда геологи туда ходили ископаемые искать?.. — замахал на него сухими ладошками Идельгет.

— Правильно! Все ты верно, старый, соображаешь! Я тоже понял, что раз так это место стерегут, значит, непременно кто-то приставлен следить за ним. Так вот этот кто-то сидит сейчас у меня в холодных сенях! — давясь редким истерическим смешком, шепотом сказал Колька старику, кося карими узкими глазами в сторону неокрашенной двери из потемневшей лиственницы. — Там он у меня, там! Хочешь посмотреть? А, Вась?..

— Нет, Колька! Боюсь я, старый ведь уже! Ой-ёй! Не хочу! Не надо, Колька-а! — старик принялся суетливо отпихивать наклонившегося к нему Кольку руками с коричневой пергаментной кожей, закрывая глаза, будто пытаясь защититься от Колькиного пронзительного взгляда. Кольку только раззадорили тычки и поскуливание явно струсившего старика, которого он некогда знал как могущественного шамана. Николай обернулся со смехом на дверь, подхватил барахтающегося дедка под микитки и поволок к холодным сеням с мстительной улыбкой, не замечая скользнувшей в его нагрудный карман руки с тонкими птичьими пальчиками.

В холодных, темных сенях сразу же бросался в глаза жуткий вид плешивой вершины Черной сопки, освещаемой быстро катившимся за горизонт багровым солнцем. Этот вид был обрамлен толстыми переплетами небольшого окна, почти затянутого голубоватой изморосью. В углу зашевелился связанный человек. Ловко перекатываясь с боку на бок, связанный капроновым шнуром мужчина все-таки сумел опереться головой о рубленую стену так, чтобы разглядеть вошедших. Старик впился взглядом в почерневшее от побоев лицо человека, на лбу и щеках которого темнели характерные эвенкийские татуировки, отгонявшие злых духов.

Резко обернувшись к державшему его за шиворот пиджака Николаю, старик высоко, по-бабьи заголосил:

— Ты чо, Колька! Совсем дурак, да? Это же Лекса Ивлев, продавец из Красной Яранги! Он из эвенков, которые испокон веку здесь шастали! Совсем уже сдвинулся, да?

Растерянно крутя пальцем у виска, он резко отпихнул от себя ухмылявшегося Кольку, что-то быстро пряча за пазуху пиджака, будто поправляя расползавшуюся подкладку.

— Хы! Ивлев это, как же! Это и есть твой привратник, старик! Полюбуйся! Я у него бирку с шеи снял с сомкнутой змеей, — Колька безуспешно пытался нашарить что-то в глубоком нагрудном кармане, — здесь лежала, выронил, видно… Бирку он носил, сволочь! "К вам, братья, с открытым сердцем пришел!" — зло передразнил он скривившегося в усмешке Ивлева. — Клялся еще перед всеми братьями и сестрами! Мало тебя били, гад, мало?

— Да какие вольному эвенку все, которых ты здесь собрал, "братья и сестры"? Мы сколько с ним пили, но до братьев не якшались! — строго сказал старик, подавая незаметные знаки Ивлеву. Чукча, неестественно вытаращив узкие глаза, скосил их на свою правую ногу, обутую в унт с отворотом, и ответно кивнул. — Отпусти человека, не мучай понапрасну! А били-то его зачем?

— Правильно! Не надо было его бить! Сжечь его надо было сразу! — неистовствовал Колька. — Но не в поселке же его жечь, гада… Ничего! Завтра снаряжение подвезут, на Черную сопку двинем, а его намертво заморозим, подлеца!