Ирина Дедюхова - Армагеддон №3

В это время с дрезины, жопой вперед, наконец, с трудом слез майор Потапенко. Поманив к себе пистолетом потерпевшего, он задушевно спросил побледневшего Ямщикова:

— Опять допустимую самооборону нарушаешь, капитан? Ну, рассказывай, где это ты еще и беременную жену подцепил.

Мужа и жену Ямщиковых доставили на ближайшую станцию уже под утро. На Ямщикову заботливый муж навялил почти все одеяла, которые удалось извлечь из завалившегося в воронку осевшего грунта вагона. Всю дорогу этот мурлот громко спрашивал жену угрожающим тоном, укоризненно глядя на запоздавших спасателей: "Ты там как, Мариш? Не замерзла?" Настолько заколебал всех этими вопросами, что до станции неслись на пределе скоростей, лишь бы спасенный мужик не полез отношения выяснять. Но жена его вроде оказалась женщиной скромной, на рожон не лезла, права не качала. Она только сопела под одеялами, норовя ухватить своего занозистого мужа то за рукав, то за полу кожаной куртки тонкими цепкими пальчиками.

Майор Потапенко всю дорогу наоборот молчал, задумчиво глядя на проносившийся мимо зимний пейзаж. Перед самой станцией он повернулся к спасеным и прокричал против ветра: "Все равно, Гриша, придется тебе опять под суд идти. Раз выжил, деваться некуда! Но ты не переживай! У меня в Военной прокуратуре земляк служит, все дела через него идут. А в Конституционном Суде у меня вообще свояк вахтером работает… Так что не переживай, прорвемся!"

Волошкин сел с Петровичем немного поодаль ото всех. Петрович сказал приятелю и собутыльнику, что у него в этом рейсе произошла самая главная в жизни встреча, поэтому он, наверно, скоро переедет из Калиниграда. Или Анна переедет к нему. Пока они еще не решили. В любом случае перед отъездом-приездом они еще соберутся за солидной выпивкой и обильной закуской тесной мужской компанией… И он такого расскажет Волошкину, что мало тому не покажется. Он ему непременно расскажет всю правду о лицах, которые у них на железке цены на билеты завинчивают, а им проездные и командировочные срезают. Пускай Волошкин ему не верит, но он эти лица собственными глазами видел!

От перрона отходил состав "Пекин—Москва", единственный приличный состав, проходивший через эту богом забытую дыру. В окнах вагонов уже зажглись уютные лампочки в желтых абажурах, и на вокзальную суету с любопытством пялились жизнерадостные узкоглазые лица. Только в одном купе пассажиры предпочитали не высовываться из окна, два их силуэта угадывались за полузадернутыми занавесками с эмблемой состава.

В купе на мягких диванах сидели двое. Господин Циферблатов, прослушавший курс менеджмента по кадрам в рамках реконструкции системы управления МПС где-то на Дальнем Востоке, и некий американский гражданин, по фамилии Эйтпартмэн, ехавший из Пекина на перекладных. С ним был заключен контракт на управление нашумевшей в прессе финансово-промышленной группой «Местнефть». Листая газеты с описанием противостояния руководства «Местнефти» и прокуратуры области, он внимательно посмотрел на фото, где бывшего генерального директора с изумленным, испуганным лицом сажала в «воронок» бравая прокурорша в сопровождении какого-то противного СОБРовца. Елена Вячеславовна ради такого случая, видно, сделала прическу и погладила китель, поэтому на фото выглядела даже ничего. Господин Эйтпартмэн читал длинный список обвинений, выдвинутых прокуратурой, и вытирал лысину большим клетчатым платком. Удивительно, но, очевидно, еще до ареста господин Восьмичастный написал заявление об освобождении его с поста генерального директора. И, поскольку господин Эйтпартмэн до этого около недели изучал потребительский рынок Китайской Народной Республики, можно было предположить, что и с ним был заключен контракт задолго до описываемых событий.

Господин Циферблатов при изучении менеджмента серьезно повредил ногу. Однако возвращаться к руководящей работе надо было немедленно, поэтому он так и отправился в обратный путь в гипсе. Огромный гипсовый обрубок, занимавший половину прохода, составлял определенные неудобства для американского гражданина, но поменять купе тот не пожелал, пояснив двум любезным проводникам, что делает это не только из политкорректности в отношении лиц с ограниченными физическими возможностями, но и из любви к России вообще.

Оба пассажира резко вздрогнули, когда с перрона раздался пронзительный женский крик: "Гриша-а! Гришенька-а!" Слегка отодвинув край занавески, они внимательно следили за молодой женщиной, оравшей на весь перрон. С торца здания вокзала бегом к ней протрусил огромный бугай в кожаной косухе с двумя объемистыми пакетами. Женщина тут же расцвела лицом, а мужик вынул из пакета большое красное яблоко, вытер его о засаленный рукав и принялся усиленно совать женщине в руки. Потом мужик принялся проверять билеты, которые достал вместе с многочисленными справками из-за пазухи, и начал крутить во все стороны головой в поисках каких-то путей, указанных в билетах. Женщина, хрумкая яблоко, при этом что-то сквозь смех рассказывала ему. Глупость какую-то, конечно. А тот, главное, ничего, слушал ее с повышенным вниманием, по-хозяйски натягивая ей капюшон и требуя немедленно надеть варежки.