Ирина Дедюхова - Армагеддон №3

— Ты меня и на том свете будешь попрекать, да? Ну и мелочное же ты существо, Седой! Сейчас-то что делать, если мы сидим здесь, как в мышеловке, а они явно сцепку проверяют и по крыше ползают! — повысил голос Григорий.

— Вот сиди и помалкивай! — зло ответил Седой. — Наша задача — дойти до Врат живыми. Понимаешь?

— Понимаю, — понуро пробурчал Ямщиков.

Седому стало немедленно жаль своего нестойкого в моральном отношении и слабого умом товарища, на котором длительное пребывание в замкнутом пространстве сказалось разлагающим образом. По поводу соседей в пятом купе он и сам испытывал не меньшую тревогу. Когда вагон последней покинула женщина с двумя орущими, бегающими по проходу, заглядывающими во все двери чумазыми ребятишками, он радовался ровно две минуты. От силы три. Странно, но он чувствовал, что постоянные шалости засидевшихся в вагоне детей сковывали и их противников. Как только стало тихо, вместо долгожданного спокойствия Седой почуял не только носом, но каждой клеточкой своего "мелочного существа" настоящую опасность. Пускай он — "мелочное существо", но все-таки до крупного геройства в тамбурах пока не докатился. Хотя до Тюмени они в таком малиннике катились, что докатиться до разнообразных блядских вариантов возможности предоставлялись на каждом шагу, было бы желание. При этом Седой понимал, что Ямщиков вовсе не такая уж сволочь. Исходя из своих максималистских запросов, он только искренне хочет спасти их всех , меньше всего думая о себе самом. Ну, в конце концов, драться-то ему.

— Мне, Ямщиков, на днях удав Петровича снился, будто я с ним разговаривал. Ты только не смотри на меня так. Мне там мысль у него одна понравилась. Он считает, что если миру суждено погибнуть, то никакие привратники его не удержат, — смущаясь, сказал Седой надувшемуся Ямщикову. — Мы лишь должны пытаться оказаться там, где они эти врата открывать будут. В таких делах решающими оказываются даже не секунды, а какая-нибудь самая незначительная, ничтожная хрень. Напролом здесь идти, наверно, глупо… Хотя я сам в растерянности! Вдруг ты прав, и идти напролом — это и есть изюминка наших действий? Но что-то непохоже… Ты вспомни, мы всегда за счет какой-то хрени выгребали… Так что сиди и жди свою хреновину, а дальше — сориентируемся по обстановке.

— Вот, блин! — в сердцах заметил Ямщиков. — Я этого гадского змея, который живет у Петровича, вообще на дух не воспринимаю. Представляешь, недавно он у меня в башке до утра хихикал над какой-то пакостью. Все шипел, что сюрприз меня ждет большой-пребольшой. Когда такой червяк говорящий про сюрпризы шипит, то, сам понимаешь, мало что хорошего ожидается… А что мужику вообще от этой гниды перепадает в смысле сюрпризов, мы знаем из сказочки про райские яблочки… Тоже, мля, такой сюрприз был!

— Какие там еще сюрпризы! Мы-то с тобой отлично знаем, что задницу нам надерут, вот и весь сюрприз будет. Наша задача — выиграть пару секунд, да, может, разжалобить кого, чтобы помогли малость… Помнишь, как мы морячков чем-то разжалобили, когда нас рыбам на прокорм отправили? И другие случаи тоже были, — вдохновенно повысил голос Седой. — Надо оптимистически ко всему относиться! Надо надеяться, Ямщиков! Надо верить! И по тамбурам с поездными шалавами не таскаться! Нечего рыло отворачивать! Тем более что мы, не смотря на все препоны, в кои-то веки напутствие прошли! Согласен, хреновое было напутствие, но оно было! И кришнаит что-то по поводу слезинки бормотал… Значит, надежда есть!

— Слушай ты этих кришнаитов! У кого нам слезу-то здесь вышибать? — цинично присвистнул Григорий. — Разве что у Флика… Я ведь надеялся, Седой, что отпустят нас на этот раз. И Флику даже пообещали, когда обратно сюда посылали.

— Да кто ему такое обещал? Думаешь, это от них зависит? — неожиданно рассмеялся Седой.

— А от кого это, блин, зависит? Я, Седой, почему-то очень это знать хочу! Для начала бы я тому, от кого это зависит, глотку бы вырвал, а потом бы серьезно поговорил!

— Разговорчики в строю! Неужели ты до сих пор не понял от кого это зависит? Дурак! От тебя это зависит! Понял? От тебя! Все бы глотки он рвал! Хрен рваный!

Дверь отъехала в сторону и в купе, прямо по ногам Ямщикова, с трудом втащились Марина, нежно обмотанная Кирюшей, и Петрович с сумками и дополнительными одеялами.

— Я сказала Алеше, чтобы он с нами последнюю ночь спал, — извиняющимся тоном сказала Марина, бережно снимая с себя Кирюшу и устраивая его на полке Ямщикова. — В вагоне страшно становится, тени какие-то… Алеша ближний туалет для нас открыл.