Евгений Прошкин - Загон

– Ясно. Придется его в клетке подержать. Пока еще кто-нибудь не угодил… куда-нибудь. Сутки поскучает – вот тогда и про колотушки поведает, и про все…

Белкина прервал протяжный звонок в дверь. Кнопку отпустили и тут же нажали снова.

– Это кто еще приперся? – недовольно произнес дознаватель.

Андрей прыснул – наставник спрашивал то же самое.

– Что-то сегодня зачастили, – сказал он. – Гости всякие… Я сейчас.

– Сиди смирно, я сам.

Иван Петрович встал из-за стола и надел пиджак. Андрей вывалил из пакета остатки печенья и прислушался. Он опасался, что это Илья, – сводить Илью с полицией ему не хотелось. С другой стороны, кроме Ильи, никто прийти не мог. Андрей выбрал черепашку с маковыми зернышками на панцире и тревожно замер.

Щелкнул замок.

– Ба-а! – воскликнул Белкин полуудивленно-полурадостно.

У двери послышалась короткая возня, затем в комнату кто-то вбежал.

– Живой, нет?!

Андрей обернулся.

– Живой! Я уж думал – все, – выдохнул профессор.

Следом зашел Белкин.

– А вот и вы, – сказал он. – Поговорим, Никита Николаевич? Про колотушки и всякое такое.

Профессор посмотрел на стол, на монитор и на предложенное дознавателем кресло.

– Ну и дурак же ты, Андрюшенька…

– Хотел связаться, – сказал Никита Николаевич, отдышавшись. – Предупредить хотел, да у тебя монитор не работает. Зачем ты его отключил?

– Вот и я о том же, – заметил дознаватель. – С наставником они тут что-то мудрили, – пояснил он специально для профессора. – В Сеть лазили?

Андрей обернулся на стену – гнездо разъема было пустым, шнур от монитора лежал на полу.

– Ну и как результаты? – спросил профессор. – Сильно поумнел?

– Никита Николаевич!.. – Андрей многозначительно изогнул брови и показал глазами на полицейского.

– Ты рожи мне не строй! – прикрикнул Белкин.

– Нет, не сильно, – выдавил Андрей. – Не успели мы…

– Что не успели?

– Это… секрет. Это личное, Иван Петрович. К делу не относится.

– Черт с тобой. Пускай у сетевого надзора голова болит. Теперь с вами, Никита Николаевич. То, что вы пришли, – это просто замечательно. Выкладывайте.

– Что я вам выложу?

– Гипотезы, догадки.

– Нет у меня никаких гипотез, – отрезал профессор. – Я, гражданин дознаватель, от научной деятельности отошел. Пенсия у меня.

– Либо гипотезы, либо преступные замыслы. Выбирайте, что вам по душе. Наручники у меня с собой.

– Давайте, Никита Николаевич, – мстительно улыбнулся Андрей. – Подоконники у кого-то там скользкие, друзья с ножницами… Колитесь!

– Э-э-э!.. Дурак ты, – повторил профессор. – Хорошо. Раз уж все так получилось… Были б вы из «неотложки» – по-другому бы со мной разговаривали.

– Я не врач, я полицейский, – напомнил Белкин.

– Там тоже не врачи. Я про другую «неотложку», которая людей убивает.

– Так-так, интересно… – дознаватель протянул руку к диску, но передумал. Диктофон продолжал записывать. – «Неотложка», дальше.

– Начать нужно с того, что мой интеллект-статус составляет не шестьдесят баллов и не сто сорок. А тысячу триста.

– Тысяча триста? – картинно изумился Иван Петрович. – Надо же, больше, чем у меня. Но вам нравится жить в Бибиреве-6. Здесь воздух полезней.

– Не паясничайте! У многих местных ИС выше того, что стоит на карточке.

– У Павлова, у Тарасова…

– Да. У них на самом деле было не по сто баллов.

– И за это их убили, – догадался Белкин. – Кто? Врачи из «неотложки»?

– Это совсем не та «неотложка», я уже сказал.

– Понимаю. – Иван Петрович все-таки выключил диктофон и отодвинул чашку. – Кого еще можете назвать?

– Конюхов, Гриценко. Филимонова Мария.

Дознаватель мгновенно помрачнел:

– А из живых?

– С этим сложнее. Я, Эйнштейн…

– Кто?! – подпрыгнул Белкин.

– Другой Эйнштейн. Григорий Исаакович, из тридцать третьего блока. Да и у нашего общего знакомого… – профессор покосился на Андрея, – тоже не все ладно. В ближайшее время его трогать не будут, но определенная опасность существует. Не такая, конечно, как у меня. Мне-то буквально несколько дней осталось. Я недавно узнал.

– Вам угрожают?

– Они не угрожают, – покачал головой профессор. – Они приходят и убивают.

– «Неотложка», – уточнил Иван Петрович.

– Она самая.

– С официальным заявлением обращаться будете?

– Вы же мне не верите. Сумасшедшим считаете. И к тому же они сильней.

– Сильнее полиции? Я обижусь, Никита Николаевич!