Евгений Прошкин - Загон

– Надо с пустым желудком приходить, – сказал тогда Чумаков. – Тут и без тебя дерьма хватает. Тридцать шесть труб, и в каждой – чистое дерьмо. Будешь им управлять, – объявил бригадир почти криком и, рассмеявшись, вытащил из кармана промасленный сверток.

Увидев, как Чумаков кусает румяный пирожок, Андрей не выдержал и снова отвернулся.

– Вообще-то, предприятие называется «М-конвертер», – продолжал бригадир. – «Мэ» – от слова «мусорный». Но мы говорим не «Мэ», а «Гэ». «Г-конвертер», вот так вот. Должен же кто-то этим заниматься. А еще иногда говорим «В-конвертер». «Вэ» – это от слова «вонь».

– Вроде не воняет…

– Конечно. Баки герметичные. Но иногда колпаки приходится открывать, – сообщил он, дожевывая. – Чудовища больше года не живут. Когда они сдыхают…

– Вы их оттуда вынимаете?! – ужаснулся Андрей.

– Не-е, – опять засмеялся Чумаков. – Мы их… ну ладно, это потом, а то все кишки выплюнешь.

Он утер лоснящиеся губы и, без смущения заглянув к Андрею в пакет, бросил туда смятую салфетку.

– Рвотный рефлекс блокируется, но у некоторых быстро, а у некоторых не очень. Испытательный срок – неделя. Ясно?

– Ясно, – сказал Андрей.

Из речи бригадира он понял не все, например, про рефлекс совсем не понял, но он к этому и не стремился. Интеллект-статус, никогда не поднимавшийся выше восьмидесяти пяти баллов, приучил Андрея относиться к непонятному спокойно. Люди вокруг часто говорили что-нибудь эдакое: «синтез», «концепция», «идеализм»… Еще они любили слова «весьма», «разумеется» И «непосредственно», однако Андрея это не касалось. Из мутного хоровода слов он всегда старался вычленить самую суть, и, пропустив «рефлекс» мимо ушей, уяснил, что блевать на работе можно только до конца недели.

Вот, собственно, и все, что сказал ему бригадир. Остальная тысяча слов просто отражала высокий статус говорящего. Баллов двести, прикинул Андрей. Или двести пятьдесят.

Недели ему не потребовалось – дня четыре. На пятый его уже не тошнило, хотя пакеты он таскал с собой еще целый месяц. А еще через месяц Андрей начал брать на работу шоколадное печенье. Обедать в камере было намного удобней. Он только не помнил, когда заговорил с Барсиком и когда вообще появилось это имя. Где-то между первым и третьим месяцами, между пакетами и печеньем. Как-то незаметно и само собой.

Андрей чуть прикрыл один из вентилей и уселся на шаткий стульчик в углу. С этого места он видел все четыре крана и стенку бака с выдавленной чертой максимального уровня. Рисовать внутри емкости было бесполезно – Барсик съел бы краску, как он ел поступающую по трубам массу.

Кроме кранов, в поле зрения попадала железная дверь и площадка с двумя ступеньками, сваренными из толстых прутьев. Возле двери стояли шесть узких шкафов, по числу смен. Собственно, это все, что находилось в камере, – не считая Барсика. Над дверью темнело вентиляционное отверстие, но тяги не было; Андрею воздуха вполне хватало, а Барсик, если и дышал, то как-то иначе, не отсюда.

Утопленный в потолке плафон светил довольно ярко, но свет падал строго вертикально, на стеклянную крышку. Со стула он казался желтым столбом, выросшим прямо из бака. Стоило окунуть в него лицо, и серые стены камеры исчезали. Если подержать голову в желтом потоке минуты три, то потом перед глазами будут прыгать цветные мурашки. Впрочем, развлекаться таким образом Андрею надоело еще в первый месяц. Он обвел взглядом дверь, вентили и бак, затем зевнул и разорвал скрипучую фольгу.

– Что? А-а… Спасибо, Барсик. И тебе тоже – приятного аппетита.

Андрей вытряхнул из упаковки круглый крекер и, понюхав, отправил его в рот.

– Ты, Барсик, на Чумакова не обижайся, не надо. Глупый он. Обозвал тебя чудовищем? Так и меня обозвал. Чумаков всегда обзывается. И кричит всегда. Глупый потому что. Статус в три раза выше моего, а все равно – глупый. Он, Барсик, не понимает: если ты умнее другого человека, не надо ему об этом говорить. Тот, другой человек, не виноват. Вот ты, Барсик, разве в чем-то виноват? Мозга у тебя нету… Ну и не надо! Ты зато пользу приносишь, столько пользы, сколько ни я, ни Чумаков не принесем. Если б не ты…

Андрей поднялся и достал из шкафчика пластиковую бутылку с лимонадом. Он немножко хитрил: пить ему пока не хотелось, просто он не знал, как объяснить Барсику принцип работы конвертера. Андрей и сам понимал не все.

Барсик питался канализационным стоком, но на себя он тратил лишь малую часть. Остальное он отдавал – не в том виде, в котором поглотил, а в каком-то новом, полезном виде. Чумаков что-то рассказывал, но очень путано. Там были слова «атом» и «лекулы»… или «млекулы»?.. Андрей их сразу же забыл – незачем голову забивать.