Робертсон Дэвис - Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

Наверное, это я виноват - пошел к Нопвуду несколько дней спустя после возвращения в Торонто. Я пребывал в смятении. О том, что у меня было с Миррой, я не жалел. Я действительно был ей благодарен, тут отец прав, хотя мне и думалось, что я заметил в ней одну-две особенности, которые ускользнули от него или были ему безразличны. На самом деле они означали только то, что она не так молода, как Джуди. Но мои чувства к Джуди меня беспокоили. Я пришел к ней сразу же по возвращении из Монреаля, она недомогала - голова болела или что-то в этом роде, - и ее отец пригласил меня на пару слов. Он был мягок, но говорил напрямую. Сказал, что, по его мнению, мы с Джуди не должны встречаться так часто, потому что мы уже не дети и между нами может произойти что-нибудь, о чем мы будем жалеть. Я знал, что он опасается, как бы я не соблазнил ее. Тогда я сказал, что люблю Джуди и никогда не сделаю ничего, что могло бы ей повредить, и что я слишком сильно уважаю ее, чтобы вовлечь в какую-нибудь беду. Да, сказал он, но случается, что благие намерения иногда дают слабину, а еще вред бывает не только телесный, но и душевный. Потом он сказал такое, во что я не мог поверить. Он сказал, что не уверен в Джуди, что она может проявить слабость как раз в тот момент, когда я тоже буду слаб, а чем может кончиться такая двойная слабость? Я думал, что инициатива в подобных вещах всегда принадлежит мужчине, но когда сказал об этом доктору Вольфу, он улыбнулся улыбкой, которую я могу описать только как венскую.

- У вас и Джуди есть что-то очаровательное и прекрасное, - сказал он, и я советую вам сберечь это в нынешнем виде, чтобы потом вы могли вспоминать об этом с удовольствием. Но если ваши с ней отношения будут продолжаться, то все вокруг изменится. Я перестану питать к вам дружеские чувства, а мне бы совсем не хотелось, чтобы это произошло, и вы начнете меня ненавидеть, а это будет обидно. Возможно, вы с Джуди решите, что для сохранения самоуважения вам нужно обманывать меня и мать Джуди. Это будет очень больно, а для вас, поверьте мне, опасно.

А потом он сделал нечто из ряда вон выходящее. Процитировал мне Бернса! Никто никогда не цитировал мне Бернса, кроме моего дедушки Крукшанка, жившего в Дептфорде у ручья, и я всегда полагал, что Берне - поэт людей того разряда, что живут "у ручья". Но вот этот венский еврей читал мне:

Кто верен чувству, не придет

Под окна воровато,

Не станет, бегая в обход,

Петлять витиевато.

А если станет - хитреца

Предаст его искусство:

Где нету хитростям конца,

Там нет любви и чувства!*

[Р. Бернс. "Послание юному другу" (пер. Е. Фельдмана).]

- Вы удивительно чувствительный юноша, - сказал он (и я неприятно поразился такому определению), - первый же травмирующий опыт оставит на вашей душе незаживающий шрам, и тогда вы уже не станете тем человеком, каким могли бы. Если вы соблазните мою дочь, я должен буду очень рассердиться и, может, возненавижу вас. Физический вред не так уж и существен, можно даже сказать, совсем не существен, тогда как психологическая травма - видите, как я уже усвоил современную манеру речи, не могу заставить себя сказать "душевная травма" - может быть очень серьезной, если мы расстанемся недругами. Конечно, есть люди, для которых такие вещи - пустой звук, и боюсь, что у вас в этом плане имеется плохой пример, но вы и Джуди из другого теста. Поэтому, Дэвид, очень прошу понять меня правильно - и навсегда остаться нашим другом. Но мужем моей дочери вы никогда не будете, и я хочу, чтобы вы поняли это сегодня.

- Почему вы так твердо решили, что я не буду мужем Джуди? - спросил я.

- Это решил не я один, - произнес он. - Решающих факторов сотни, с обеих сторон. Зовут их предками, и у нас хватает соображения в некоторых вещах прислушиваться к ним.

- Вы хотите сказать, что я не еврей.

- А я уже начал сомневаться, придет ли вам это в голову.

- Но какое это имеет значение в наше время и в нашу эпоху? - спросил я.

- Вы родились в двадцать восьмом году, когда это начинало иметь огромное значение, и не первый раз в истории, - сказал доктор Вольф. - Но оставим это в покое. То, о чем вы сказали, имеет значение и в другом смысле, о котором я говорить не хочу, потому что вы мне очень симпатичны и я щажу ваши чувства. Это вопрос гордости.

Разговор наш на этом не закончился, но я знал, что вопрос закрыт. Весной они собирались послать Джуди учиться за границу. А до того будут рады видеть меня у них в доме время от времени. Но я должен понять, что вся семья говорила с Джуди, и хотя сначала Джуди возражала, но потом поняла. Вот и весь разговор.