В школьной столовой было многолюднее и веселее, чем в предыдущий вечер, хотя угощение осталось тем же. Народа было столько, что стоять приходилось группами, а не поодиночке. Нетти ринулась к Каролине и потребовала объяснений - откуда взялись цветы. Каролина же направо и налево демонстрировала розы и вложенную в букет карточку, на которой жирными буквами было написано: "От преданного почитателя, желающего остаться неизвестным". Хризантемы и никудышную карточку, на которой я нацарапал "Поздравляю и желаю удачи", она вручила Нетти. Пребывая на вершине блаженства, любя все человечество, она схватила меня за руку, подтащила к Джуди Вольф и завопила: "Джуди, познакомься с моим грудным братиком. Он считает, что ты - высший класс", чем поставила меня в совершенно дурацкое положение. Она тут же продемонстрировала свои розы Джуди и стала распинаться о том, какая это для нее неразрешимая загадка - происхождение букета. Джуди, подобно любой другой девушке, столкнувшейся с явным обожателем, принялась, не обращая на меня внимания, болтать с Каролиной; она пыталась поведать ей о тайне собственных роз. Моих роз. Безнадежно. Сбить Каролину с мысли было абсолютно нереально. Однако наконец она все же убралась, я остался с Джуди и открыл рот, чтобы произнести тщательно подобранные слова: "Ты пела просто великолепно. У тебя, наверно, отличный преподаватель". (А может быть, это слишком смело? Не решит ли она, что я нахальный приставала? Не решит ли она, что эти же слова я говорю всем своим знакомым девушкам, умеющим петь? Не решит ли она, что я пытаюсь завладеть ею наскоком, как какой-нибудь крутой спортсмен, дабы - Нопвуд упаси! - воспользоваться ею как вещью?) Но рядом с ней были все те же улыбчивые смуглые носатые люди, которых я видел день назад, и они меня окружили, а Джуди (какие манеры, какая уверенность в себе; нет, определенно иностранка) представила меня как брата Каролины. Познакомьтесь - мой отец, доктор Льюис Вольф. Моя мать. Моя тетя Эсфирь. Мой дядя, профессор Бруно Шварц.
Они были добры ко мне, но их глаза словно просвечивали меня рентгеном или какими-то экстрасенсорными лучами, потому что, ни о чем не спрашивая, они поняли, что второй букет роз Джуди послал я. И я был совершенно сбит с панталыку. На тебе, объявился влюбленный - роль, к которой я абсолютно не был готов; а ведь за букетом роз явно предполагалось продолжение, и на том же уровне. Но самое странное: они воспринимали как само собой разумеющееся то, что я восхищаюсь Джуди и шлю ей розы - как повод познакомиться. Я сообразил, что мое родство с Каролиной для них достаточная рекомендация. Как мало знали они Каролину! Они поняли. Они выражали симпатию. Конечно, ничего такого они не говорили, но по их отношению ко мне и по их разговору было ясно: они считают, что я хочу быть принятым как друг, и ничуть против этого не возражают. Я не знал, что делать. Наперекор всем правилам истинная любовь пошла по ровному пути, а я не - был к этому готов.
Мои школьные приятели были влюблены в девушек, чьи родители неизменно оказывались смехотворными занудами, жаждущими облить Купидона смолой, обвалять в перьях и выставить идиотом. Или же они были язвительно ироничны, имели вид людей, позабывших о любви все, кроме того, что это какая-то щенячья или телячья радость. Вольфы восприняли меня серьезно - как человеческое существо. Я рассчитывал на тайный роман, о котором будет известно во всем мире лишь нам двоим. А тут миссис Вольф сообщала, что по воскресеньям они всегда дома между четырьмя и шестью и, если мне захочется заглянуть, они будут рады меня видеть. Я спросил, не будет ли это слишком скоро, если я приду завтра. Да нет же, это будет замечательно. Конечно, конечно. Они надеются, мы будем часто встречаться.
Джуди при всем этом почти ничего не говорила, а когда я пожал ей на прощание руку - какая мучительная борьба: принято это или не принято, жмут ли руки девушкам? - она опустила глаза.
Раньше я не видел, чтобы девушки так делали. Подружки Каролины всегда смотрели тебе прямо в глаза, в особенности если собирались сказать что-нибудь неприятное. Этот опущенный взгляд просто убил меня своей скромной красотой.
Но все это на глазах других людей! Неужели мои чувства были так очевидны? По дороге домой даже Нетти сказала, что меня явно покорила это черноволосая девочка, а когда я высокомерно спросил ее, о чем это она, Нетти ответила, что, слава богу, глаза у нее не хуже, чем у других, а я уж так расфуфырился, даже слепой заметил бы.
Читать дальше