Робертсон Дэвис - Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

- Ведь в конечном счете именно потому, что ваши чувства стали невыносимы, вы решили приехать в Цюрих, - сказала она.

Я: Но я же вам говорил. Это было рациональное решение. Пришел я к нему довольно причудливым образом, но тем не менее оно основывалось на беспристрастном анализе свидетельских показаний в суде Его Чести мистера Стонтона. Я сделал все от меня зависящее, чтобы исключить из этого дела Чувствование.

Доктор фон Галлер: Именно. А вы когда-нибудь слыхали, что если гнать природу в дверь, она явится через окно? То же и с Чувствованием.

Я: Но разве это решение не было правильным? Разве я не перед вами? Разве Чувствование могло добиться больше того, что было решено Разумом?

Доктор фон Галлер: Не могу сказать; мы же говорим о вас, а не о какой-то гипотетической личности. Поэтому следует исходить из того, что вы за человек и что совершили. У тех, кто опирается на Чувствование, тоже не всегда все ладно. Часто они мыслят весьма неразумно, что сопряжено со своими характерными проблемами. Но вы должны признать, мистер Стонтон: ваше решение приехать сюда было криком о помощи, как бы вы ни старались выдать его за решение, основанное на Разуме и на приговоре, который вынес вам ваш Интеллект.

Я: Значит, я должен свергнуть с трона мой Интеллект и посадить туда Эмоции? Так?

Доктор фон Галлер: Вот видите! Стоило затронуть ваше наивное Чувствование, и как вы заговорили! Интересно, чей это женский образ так у вас отзывается? Может быть, материнский? Или Нетти? Никто вас не просит отказываться от вашего Интеллекта, разберитесь только, когда он вам служит, а когда, наоборот, вас подводит. И этого беднягу Калибана* [Калибан раб-чудовище, персонаж "Бури" Шекспира.], который сейчас управляет вашим Чувствованием, не мешало бы немного подкормить, привести в божеский вид.

(Конечно, на это ушло гораздо больше времени и бесед, чем вместилось в мои записки, и были моменты, когда я так злился, что был готов бросить все, выплатить доктору Галлер причитающийся ей гонорар и пуститься в загул. Я никогда не любил сдерживать себя, и один из моих профессиональных недостатков в том и заключается, что я не умею скрывать досаду и чувство унижения, когда судья выносит приговор не в мою пользу. И тем не менее моя нелюбовь терпеть поражение всегда была важна, заставляя меня выигрывать. Итак, наконец мы пошли дальше.)

Если Дептфорд был моей Аркадией, то в Торонто я не чувствовал себя так уж счастливо. Мы жили в старой престижной части города, в большом доме, где слуг было больше, чем членов семьи. Стонтонов было четверо, но большинство составляли слуга (время от времени удавалось нанять достаточно хорошего, и тогда его можно было назвать дворецким), повар, горничная, прачка, шофер и, конечно, Нетти - они и верховодили в доме. Дела обстояли таким образом не потому, что кто-то хотел этого, просто моя бедная мать органически не умела поставить прислугу на место.

Те, у кого нет слуг, наивно полагают, что хорошо всегда иметь под рукой людей, которые исполняют твои приказания. Может быть, это и так, хотя я не знал ни одного дома, для которого это было бы справедливо, а уж наш и подавно не попадал в эту категорию. Прислуга появлялась и уходила, иногда по совершенно загадочным причинам. Слуги-мужчины пили и ухлестывали за служанками; повара воровали или отличались ужасным характером; прачка портила дорогую одежду, или при глажке стрелка на отцовских брюках выходила у нее кривой; горничные не желали убирать в спальнях наверху, а внизу работы было слишком мало; шофер отсутствовал, когда был нужен, или вообще пропадал вместе с машиной - отправлялся покататься. Единственной неподвижной звездой на небосклоне нашего дома была Нетти - она добросовестно стучала на всех остальных и со временем возжелала получить абсолютную власть экономки, отчего постоянно находилась в сложных трениях с дворецким. Некоторые слуги были иностранцами и говорили между собой на родном языке, что, по мнению Нетти, свидетельствовало о скрываемых ими бесчестных намерениях. Некоторые были англичанами, и Нетти знала, что они смотрят на нее свысока. Дети всегда жили ближе к слугам, чем родители, и мы с Каролиной никогда не знали, на чьей мы стороне, а иногда обнаруживали, что стали заложниками темных подковерных интриг.

Причина, конечно, заключалась в том, что моя бедная мать, у которой до замужества никогда не было слуг (если не считать бабушки Крукшанк, которая, казалось, побаивалась дочери и во всем ее слушалась - вероятно, с самого начала), понятия не имела, как управляться с таким хозяйством. От природы она была добра и робковата, ее преследовал страх, что она не соответствует высоким стандартам, которые предполагают в ней слуги. Так что она искала их благосклонности, спрашивала их мнение по разным вопросам, и, пожалуй, следует сказать, что она была с ними куда более на короткой ноге, чем допустимо. Если горничная была ее возраста, мать спрашивала ее мнение о новом платье. Мой отец знал это и не одобрял, а иногда говорил, что моя мать одевается, как горничная в выходной. Мать ничего не понимала в блюдах, которые готовят профессиональные повара, и предоставляла нашим поварам хозяйничать на свое усмотрение, а в результате отец жаловался, что слишком часто нас пичкают одним и тем же. Мать не любила ездить с шофером, а потому у нее была собственная машина, которую она водила сама, а шофер бездельничал. Она не настаивала на том, чтобы слуги обращались ко мне и к моей сестре "мисс Каролина" и "мистер Дэвид", как этого хотел отец. В общем, наверное, где-то и были хорошие слуги - другие, кажется, находили их и как-то удерживали, - но нам так никого и не удалось найти, кроме Нетти, а Нетти была редкой занудой.