Робертсон Дэвис - Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

- А что это за курс?

- У нас есть много разных способов, чтобы запустить у пациента поток воспоминаний, выявить важные для него составляющие и дать к ним ключи. Некоторые пациенты рисуют картинки или лепят из глины. Были даже пациенты, которые танцевали и изобретали церемонии, отвечающие их ситуациям. Это может быть что угодно, главное, чтобы совпадало с характером анализанда.* [Анализанд - термин, которым в психоанализе определяют лечащегося; введен в оборот не в последнюю очередь и потому, что термин "пациент", как считается, может больного травмировать.]

- Анализанда? Я что - анализанд?

- Ужасное слово, не правда ли? Обещаю, что больше не стану вас так называть. Будем придерживаться в наших беседах "ясного стиля", хорошо?

- Рамзи всегда говорит, что если вы понимаете, о чем говорите, то все может быть выражено "ясным стилем". Прочее - это "барочный стиль" (который, как он говорит, не годится для большинства людей) или "жаргон", а это, по его словам, уже дьявольские козни.

- Отлично. Однако вы должны запастись терпением, поскольку английский язык для меня не родной, а в моей работе возникает множество жаргонных словечек. Теперь что касается вас и того, чем бы вам заняться; картинки и фигурки, пожалуй, не подходят... Вы - юрист и, кажется, цените слова. Может, напишете резюме вашего дела?

- Я в свое время прочел сотни резюме.

- Да, и часть из них предназначалась для дел, которые рассматривал Его Честь судья Стонтон.

- Но это дело будет рассматривать Ее Честь судья фон Галлер.

- Нет-нет, судьей, как и прежде, будет Его Честь мистер Стонтон. Вам от него не уйти.

- Мне не часто удавалось успешно вести дела подзащитного Стонтона в суде. Победы обычно доставались обвинению. Вы уверены, что нам стоит делать это таким способом?

- Почему бы не попробовать. Это рискованный, если не сказать героический способ, и вы нашли его сами, без посторонней помощи. А это значит, что героизм вам импонирует и на самом деле вы не боитесь риска.

- Но это всего лишь игра.

- Вы играли в нее весьма серьезно. И это довольно распространенная игра. Вы знаете такое стихотворение Ибсена?

Жить - это снова и снова

В сердце с троллями бой.

Писать - это суд суровый,

Суд над самим собой.*

[Cтихотворение Генрика Ибсена "Четверостишие"; за основу приведенного здесь текста взят перевод В. Адмони]

Я предлагаю вам начать. Составьте резюме от лица защиты. По мере подготовки этого материала вы непременно сделаете и резюме от лица обвинения, потому что выступать вам предстоит в суде особого рода - в суде над самим собой. А Его Честь мистер Стонтон будет выслушивать все это и выносить свои приговоры, может быть, чаще, чем обычно.

- Понимаю. А какова будет ваша роль?

- О, у меня будет несколько ролей. Заинтересованного зрителя прежде всего, а вдобавок я буду фигурой, которая появляется только в военном трибунале, - Другом Обвиняемого. А еще я буду авторитетным экспертом по прецедентам и беспристрастным суждениям и буду сдерживать обвинителя и защиту. Я буду опекать это непреходящее и Жгучее желание воздать всем по справедливости. И если Его Честь мистер Стонтон задремлет, как это иногда случается с судьями...

- Но не с Его Честью мистером Стонтоном. Он не дремлет и не спит.

- Посмотрим, такой ли он непримиримый, как вы полагаете. Даже Его Честь мистер Стон-тон может чему-нибудь научиться. Судья не должен быть врагом обвиняемому, а, мне представляется, что у Его Чести мистера Стонтона мировоззрение слишком уж из восемнадцатого века, а поэтому он не может быть хорошим судьей. Может быть, нам удастся переманить его в современность и заставить взглянуть на закон в современном свете... А теперь - до понедельника?

II

ДЭВИД ПРОТИВ ТРОЛЛЕЙ

(Это мой цюрихский дневник, содержащий

записи и конспекты, с помощью которых я

представлял свое дело доктору фон Галлер;

здесь также пересказ ее мнений и толкований,

сделанный мною по памяти после сеансов у

нее. Хотя эти записки и не являются

дословным изложением, они передают суть

того, что происходило между нами.)

1

Нелегко быть сыном очень богатого человека.

Эти слова можно было бы постав вить эпиграфом ко всему делу за и против меня, делу, которое я здесь и представлю. Жизнь посреди огромного богатства, причем в отсутствие какой-либо возможности им распоряжаться, повлияла на все стороны моего бытия, определила форму всего моего жизненного опыта.

С семи лет, когда пошел в школу, я начал осознавать, что одна из насущнейших нужд цивилизованного человека - нужда в деньгах - проявляется в моем случае иначе, нежели у большинства моих друзей-приятелей. Нужда в деньгах была мне знакома. Люди недалекие, кажется, полагают, что если твоя семья состоятельная, любые потребности удовлетворяются в момент - из какого-нибудь бездонного мешка, висящего, наверное, у входной двери. Все не так. Я испытывал, как не замедлю продемонстрировать, особо острую нужду в деньгах, поскольку, хотя и было известно, что мой отец очень богат, карманных денег я получал меньше, чем любой мой одноклассник. Я знал, что бережливость, с которой я тратил деньги на завтраки или билеты в кино, вызывала удивление или даже презрение. Меня считали скупердяем. Но я понимал, что должен учиться разумно распоряжаться деньгами, и это было частью большой кампании, направленной на то, чтобы сделать из меня мужчину. Другие мальчики обычно могли получить лишний доллар-другой от отцов и вдобавок, можно сказать, не сомневались, что еще столько же могут выпросить у матерей. Для них карманные деньги были не совокупным, а всего лишь базовым доходом. Их благожелательных родителей, казалось, мало волновало, умеют ли их чада в возрасте девяти-десяти лет распоряжаться деньгами или не умеют. Мне же приходилось изо всех сил экономить, поскольку я получал на неделю всего доллар, из которого десять центов предназначались для похода в церковь в воскресенье утром, а большая часть могла быть в любую минуту потрачена на что-нибудь насущно необходимое - скажем, на пару кожаных шнурков для коньков или что-нибудь в этом роде.