Робертсон Дэвис - Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

Это крупное пожертвование "Кастору" обеспечивало продолжение всех его благотворительных и попечительских дел. Я был доволен, но не удивлен тем, что в завещании он недвусмысленно намекнул, что хотел бы видеть меня председателем "Кастора". Место в совете фонда у меня уже было. Это очень маленький совет, минимально возможный по закону. И вот одним росчерком пера отец сделал меня важной персоной в мире благотворительности - а ведь немного сохранилось миров, где у богатых есть право голоса, когда решают, на что пустить большую часть их денег.

Но в следующей части завещания, где речь шла о личных долях, меня ждал-таки щелчок по носу.

Я уже говорил, что человек я богатый. Немало денег досталось мне от моего деда - не то чтобы он завещал их мне напрямую, но так вышло, - к тому же я неплохо зарабатываю как адвокат. Но в сравнении с моим отцом я мелкая рыбешка, просто "зажиточный" - именно так он обычно с презрением называл тех, кто из нищеты, положим, выбился, однако не обладал никаким весом в горнем мире финансов. Первоклассные хирурги, лучшие адвокаты и некоторые архитекторы были именно что "зажиточными", но не имели ни малейшего влияния в том мире, где мой отец властвовал как король.

Поэтому я и не предполагал, что доля, которая достанется мне, сможет сильно изменить мою жизнь или избавит меня от всяких забот о хлебе насущном. Нет, я хотел узнать, как отец распорядился относительно меня в завещании, потому что понимал: это будет мерой того, как он меня оценивал. Как человека и как сына. Он явно полагал, что я могу распоряжаться деньгами, иначе не выдвигал бы меня на пост главы "Кастора". Но вот какой части его денег (а вы должны понять, что деньги были мерилом его представлений, его любви) я был, по его мнению, достоин?

Денизе была оставлена кругленькая сумма, но капитала она не получила, только немалый годовой доход пожизненно - или (это было очень похоже на отца) до тех пор, пока она остается его вдовой. Уверен, он думал, что таким образом защищает ее от охотников за приданым; но еще он не подпускал охотников за приданым к тому, что принадлежит или принадлежало ему.

Неплохая сумма была оставлена "моей дорогой дочери Каролине", и эти деньги переходили к ней немедленно и без каких-либо оговорок - потому что если бы Бисти в один прекрасный день подавился в своем клубе рыбной косточкой, а Каролина тут же вышла бы снова замуж, отец и глазом не моргнул бы.

Очень крупный капитал был завещан на основе доверительного управления "моим дорогим внукам, Каролине Элизабет и Бойду Стонтону Бастаблам и в равных долях per stirpes* [Per stirpes (лат.) - "в порядке представления": метод разделения наследства, согласно которому потомки скончавшегося наследника совместно получают причитавшуюся ему долю.] любым законным детям моего сына Эдуарда Дэвида Стонтона со дня их рождения". Ну вот, теперь вы сами видите.

- Ваш отец был недоволен, что у вас нет детей?

- Именно так он и хотел быть понятым. Но разве вы не заметили, что я значился просто его сыном, тогда как все остальные - непременно с приставкой дорогой-любезный? Это исполнено глубокого смысла в документе, который отец тщательно готовил. Вернее было бы сказать, что он сердился на меня, поскольку я не хотел жениться и вообще не желал иметь никаких дел с женщинами.

- Понимаю. А почему?

- О, это долгая и очень запутанная история.

- Да, обычно такие истории долгие и запутанные.

- Я не гомосексуалист, если у вас это на уме.

- У меня на уме не это. Если бы существовали простые и быстрые ответы, психиатрия не была бы столь трудным поприщем.

- Мой отец очень любил женщин.

- А вы любите женщин?

- Я очень высокого мнения о женщинах.

- Я спрашивала о другом.

- Мне вполне нравятся женщины.

- Вполне - для чего?

- Чтобы приятно проводить с ними время. У меня много знакомых женщин.

- А у вас есть женщины-друзья?

- Как вам сказать... В некотором роде. Обычно их не интересует то, о чем мне хочется говорить.

- Понимаю. А вы были влюблены?

- Влюблен? Ну конечно же.

- Сильно?

- Да.

- У вас были половые связи с женщинами?

- С женщиной.

- И когда в последний раз?

- Это было... постойте-ка... двадцать шестого декабря тысяча девятьсот сорок пятого года.

- Ответ, достойный адвоката. Но это же... почти двадцать три года назад. Сколько вам тогда было лет?

- Семнадцать.

- И это была та самая женщина, которую вы сильно любили?

- Нет-нет, конечно же нет!

- Это была проститутка?

- Конечно нет.