Робертсон Дэвис: Мантикора (Дептфордская трилогия - 2)

- Но что?

- Благоговение - очень несовременное мощное чувство. Когда вы в последний раз в чьем-нибудь присутствии испытывали благоговение?

- Бог ты мой, я уж запамятовал, о каком это чувстве речь, что за "благоговение" такое.

- Бедный Дейви! Как же вы оголодали! Настоящий маленький мальчик из работного дома, Оливер Твист духа! Да, пожалуй, вы слишком стары, чтобы начинать.

- Доктор фон Галлер так не думает. Если решу, я могу начать с ней вторую часть анализа. Но что это за вторая часть? Вы не в курсе, Лизл?

- В курсе. Но объяснить это не так-то просто. Это то, что человек переживает... чувствует, если угодно. Это процесс осознания себя человеком. Своего рода перерождение.

- Мне все уши прожужжали об этом в детстве, когда я считал себя христианином. Но я так ничего и не понял.

- Христиане, кажется, все перепутали. Это ни в коей мере не возвращение в материнское чрево. Скорее это возврат в лоно человечества и выход оттуда с более полным пониманием собственной принадлежности к хомо сапиенс.

- Мне это почти ни о чем не говорит.

- По всей видимости. Эта вещь не для мыслителей.

- И тем не менее вы предлагаете мне отправиться в путь одному?

- Не знаю. Теперь я не так уверена, как прежде. Но у вас может получиться. Может быть, какое-нибудь сильное переживание или просто хорошее потрясение наставят вас на нужный путь. А может, вам и слушать меня не стоит.

- Тогда зачем вы столько болтаете, зачем разбрасываетесь такими опасными предложениями?

- Профессия у меня такая. Вы, мыслители, так и напрашиваетесь на хорошенькую встряску.

Эта женщина с ума может свести!

24 дек., ср. и канун Рождества: Худший или лучший день в моей жизни? И то и другое.

Утром Лизл устроила вылазку и настояла, чтобы я составил ей компанию. Вы увидите горы во всей их красе, сказала она; для туристов с их сэндвичами слишком холодно, а для лыжников маловато снега. Так что мы отъехали примерно на полчаса - все время в горку, - добрались до чего-то вроде канатной дороги и в хлипком, раскачивающемся вагончике совершили головокружительное путешествие по воздуху к дальнему отрогу горы. Когда мы наконец ступили на землю, я почувствовал, что мне трудно дышать.

- Мы на высоте примерно семь тысяч футов. Чувствуется? Ничего, скоро привыкнете. Идемте. Я хочу показать вам кое-что.

- Что, разве там другой вид?

- Ленивец! Я хочу вам показать вовсе не вид.

Это была пещера. Большая, очень холодная (как только мы углубились на несколько ярдов и оказались за пределами досягаемости солнечных лучей), но не сырая. Я почти ничего не видел, и хотя это была моя первая пещера, сразу же понял, что пещеры не в моем вкусе. Но Лизл переполнял восторг; судя по всему, эта пещера довольно знаменита с тех пор, как кто-то (имени я не расслышал) неопровержимо доказал в девяностые годы, что здесь жили первобытные люди. Все заостренные кремниевые орудия, куски угля и другие свидетельства были вывезены, но на стенах осталось несколько царапин, которые, кажется, тоже имеют немалое значение, хотя мне и показались не более чем царапинами.

- Можете себе представить, как они ежились тут от холода после захода солнца! Несколько шкур, слабый костерок - вот и все их отопление. Но они выстояли, выстояли, выстояли! Они были героями, Дейви.

- Да какие герои - безмозглые животные.

- Они были нашими предками. И больше похожи на нас, чем на животных.

- Ну разве что внешне. Но какие у них были мозги? Что за разум?

- Возможно, стадный разум. Но они, вероятно, знали кое-что, утерянное нами на долгом пути из пещеры в... зал суда.

- Не вижу никакого смысла романтизировать дикарей. Они знали, как вести полную лишений жизнь и цепляться за это жалкое существование лет двадцать пять или тридцать. Но что-либо человеческое, какая бы то ни было культура, или цивилизованное чувство, или что-нибудь в этом духе появились столетия спустя. Разве нет?

- Нет-нет. Ни в коем случае. Сейчас докажу. Тут немного опасно, так что ступайте за мной и будьте осторожны.

И мы направились в глубь пещеры, которая протянулась футов на двести; я шел без всякого энтузиазма, потому что с каждым нашим шагом тьма сгущалась, и хотя у Лизл был электрический фонарь, луч его в этой темноте казался совсем слабым. Но когда, казалось, идти уже дальше некуда, она повернулась ко мне и сказала:

- Вот здесь-то и начинается самое трудное, поэтому не отставайте дальше, чем на вытянутую руку и не теряйте присутствия духа.

Потом Лизл повернула за голову скального пласта, казавшуюся частью однородной стены пещеры, и протиснулась в отверстие на высоте фута четыре от пола.