Робертсон Дэвис - Мир чудес (Дептфордская трилогия - 3)

Актеры очень суеверны. Тот, кто приносит неудачу, может погубить шоу. Некоторые Таланты были уверены, что я приношу неудачу - так проявлялось их отвращение к тому, что я для них воплощал, и к Виллару, которого все они ненавидели.

Одна лишь Толстуха как-то раз напрямик поговорила со мной о том, что я и кто я. Не помню, когда точно это было, но знаю, что в начальный период моего пребывания в "Мире чудес". Наверно, на второй или третий год, когда мне было лет двенадцать-тринадцать. Однажды утром перед первой сменой, когда еще даже каллиопа не начала своих завываний, извещавших о том, что "Мир чудес" и его подданные готовятся к представлению, Счастливая Ганна восседала на своем троне, а я что-то делал с Абдуллой, которого каждый день тщательно проверял на предмет возможных неисправностей.

"Подойди-ка сюда, малыш, - сказала она. - Хочу с тобой потолковать устами к устам, и явно, а не в гаданиях. Тебе это что-нибудь говорит?"

"Это из Чисел", - сказал я.

"Точно, из Чисел. Глава двенадцатая, стих восемь. Ты это откуда знаешь?"

"Просто знаю и все".

"Нет-нет, ты это не просто знаешь. Тебя этому научили. И тебя этому научил тот, кто думал о спасении твоей души. Может, это сделала твоя мама?"

"Мой папа", - сказал я.

"А он не научил тебя десятому стиху из двадцать второй главы Второзакония?"

"Это о нечистом ночью?"

"Точно. Тебя хорошо учили. А он тебя не учил тринадцатому стиху тринадцатой главы Бытия?"

"Не помню".

"О том, что жители Содомские были злы и весьма грешны перед Господом?"

"Не помню".

"Ну уж а тринадцатый из двадцатой Левита ты должен помнить".

"Не помню".

"Прекрасно помнишь! Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость; да будут преданы смерти, кровь их на них".

Я на это ничего не сказал, но мое лицо наверняка меня выдало. Это была одна из самых страшных угроз Виллара: если меня схватят, то непременно повесят. Но перед Толстухой я был нем как рыба.

"Ну, так ты знаешь, о чем это?"

Я прекрасно знал, о чем это. За время, проведенное мною в балагане, я успел немало узнать о том, как мужчины ложатся с женщинами, потому что в дороге Чарли с Вилларом почти ни о чем другом и не говорили. Это было какое-то темное дело; насколько я понимал - какая-то пародия на то действо, которое я вынужденно совершал с Вилларом, и я пришел к выводу, что одно ничуть не лучше другого. Но сейчас я укрылся в убежище, в котором обычно и прячутся дети, - в молчании.

"Ты знаешь, куда это тебя приведет, да? Прямехонько в ад, где червь не умрет, огонь не угаснет".

Я ответил на это гробовым молчанием.

"Тебе здесь не место. Я, конечно, не о балагане говорю. В балагане есть много чего хорошего. Но этот Абдулла! Он настоящий идол, а Виллар и Чарли обманывают добрых людей, которые приходят сюда, чтобы увидеть честное представление, подначивают их преклоняться перед идолом и чуть ли не поклоняться ему, и они не останутся безнаказанными. Вот уж нет! И ты тоже будешь наказан, потому что ты - орудие идола и виновен так же, как они".

"Я всего лишь делаю то, что мне велят", - сумел вставить я.

"Так говорили многие грешники, твердили это до тех пор, когда говорить было уже бесполезно. А эти фокусы! Ты ведь учишь фокусы? Зачем они тебе нужны?"

Тут меня осенило. Я заглянул ей прямо в глаза:

"Я почитаю их за сор, чтобы приобресть Христа".

"Вот это ты правильно сказал, малыш. Главное всегда ставь во главу. Если ты так чувствуешь, может быть, для тебя еще не все потеряно. - Она сидела на своем стуле, чуть наклонясь вперед (больше у нее не получалось) и уперев пухлые ручки в огромные колени, которые во всей красе торчали из-под ее розового комбинезончика. - Я тебе скажу то, что всегда говорю, продолжала она. - Есть две вещи, к которым ты всегда должен быть готов в этой жизни: бороться за справедливость и каждый день читать Библию. Я борец. Всегда была борцом. Могучим воином Господа. И ты видел, как я в поезде читаю мою старую Библию, которая так обветшала и захватана, что мне говорят: "Какой позор! Почему бы вам не купить себе новый экземпляр Слова Божьего?" А я отвечаю: "Мне дорога эта старая Библия, потому что она была со мной в радостях и горестях, и то, что вам кажется похожим на грязь, для меня следы любви и почитания". Чистый меч и грязная Библия! Вот мой боевой клич в моей ежедневной борьбе за Господа: чистый меч и грязная Библия! Так вот и запомни. И задумайся над тринадцатым стихом двадцатой главы Левита откажись от всего этого блуда и содомского омерзения, пока не поздно, если только уже не поздно".