Ни разу не сработало. Ни одного еще не спасли. Судьба кого наметит, того и убьет.
К тому же повторное уведомление пришло. Под воду, к рыбкам, стало быть. «Посторонний» – это не про другого Соловьева, это про него. И три запятых в конце. Вот что они значат. Они и значат – конец. Все давно запрограммировано. И все решено.
Странно, но Егор не переживал. Может, потому что устал, или смирился, или понял, что это бесполезно. Третье было вернее. Все уже решено – рождение, смерть, так называемое счастье и так называемое горе. Все там, в программе. Остается выполнять. По шагам: раз-два, раз-два-три… Одно неясно: как программа позволила, чтоб ее часть осознала себя и свое место? Значит, и это запрограммировано…
– Ты жив еще? – раздалось из дверного динамика.
– Вроде бы. Я сейчас зайду, – сказал Егор, отрывая голову от подушки.
– Что ты! Лежи, я сам.
Задергались, отметил Егор. Если уж Сережа согласен потрясти жирами, то дела совсем никуда. Даже из комнаты не выпускают, берегут. Будто в коридоре опасней, чем здесь.
– Ну?.. – хмурясь спросил Топорков.
– Пока ничего…
– Хотели к тебе врачей приставить, да вот…
– Правильно, что передумали, – сказал Егор. – Без толку все это.
– Ну, перестань! – прикрикнул он. – Как помрешь – схороним, а раньше времени не надо.
– Последнюю передачу получили?
Егор вдруг услышал в стене какое-то бульканье и посмотрел на аквариум. Рыбки сновали у самой поверхности, но та быстро опускалась, оставляя им все меньше и меньше жизненного пространства.
– Получили, вижу, – грустно закивал Егор. – Рыбок вы зря… Я бы там не утонул, а рыбки сдохнут. И вообще, «посторонний под воду» – это, наверно, метафора. Что мне, и руки не помыть?
– Что ж… И не помоешь. И с грязными поживешь.
– Не поживу, Сережа.
Топорков побродил по комнате и, задев ногой стул, со стоном сел.
– Степе Голенко я вставил, не сомневайся, – сказал он. – Но уволить я его не могу.
– Скоро все уволимся…
– Не могу уволить, – повторил Топорков, пропуская его слова мимо ушей. – Он же не в курсе был, что ты наш. Если курьерам всяким… Нельзя же, ты понимаешь.
Егор утвердительно прикрыл глаза. Он и сам был не в курсе – пока не вспомнил. Не сообразил, вернее. Вспомнил он уже потом. Реконструировал события, восстановил детали. А сначала он просто догадался.
Маркова его не признала, потому что они не виделись. К моменту, когда ее перебросили на Восток и ввели в его отдел метео, он там уже не работал. Два года назад он уже работал здесь. Тогда, при разговоре со Стояновой, это его потрясло. «Что?! Как?! Два года!.. Где был?..» Здесь был, на фирме. С Сережей Топорковым, с Маришкой Воиновой, с дурнем Голенко.
Он все со временем разобраться пытался, с петлями какими-то… Нет никаких петель, и времени, по большому счету, тоже нет. Есть тиканье часиков, но оно само по себе.
Все-таки Стоянова молодец, подумал Егор. Как она про ноты… Музыка звучит непрерывно лишь до тех пор, пока ее играют. Захотел – остановил, захотел – задом-наперед исполнил. Да кто захотел-то?.. Пес его знает. Только композитор этот, скрипач-барабанщик долбаный, снова кое-что переиграл. И пропало: служба в метео, десяток приятелей, короткий роман с Маришкой Стояновой и еще так, по мелочам. И появилось: фирма, десяток приятелей, но уже других, долгий роман с Маришкой – Воиновой. И по мелочам опять же.
– Книжка моя далеко? – спросил Егор.
– Книжка? – засуетился Топорков. – Вот она, на столе.
– Открой. Что там? Что написано?
– Ничего.
– Полистай, там должно быть. Ближе к концу.
– Гм… Белая бумага.
– Брось ее в мусорку.
– Зачем? Лежит, не мешает никому.
– Брось, брось. Она больше не нужна. Три запятых с Земли получили? Расшифровали? Там и расшифровывать нечего. Все.
– Ты пессимист, Егор.
– От этого сигнала одна морока была. То дети на рельсах, то утопленники, то вот с самолетом… Нервы мотаешь, а сделать ничего не можешь. Тайну мироздания в нем искали? Так он же про тайну не говорит. Он, в основном про переломы да про дожди. Теперь проще станет. Я сниму погоны, пойду в метео. Может, не все еще забыл. Ты в фирме останешься – шпионов отлавливать. Тоже польза.
– Ну-у, завелся!
– А ты, Сережа, не обращал внимания, что сигнал в оригинальном виде смахивает на язык КИБа? И что три запятых в конце – это…
– Ерунда.
– Но три запятых!..
– Чего ты к ним привязался? Пробовали мы его на обычном КИБе. Ни фига. Языки похожи – для неспециалиста. Разные они. Многое не совпадает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу