Генрих Альтов - Девять минут

— Знаете, сколько у меня накопилось неиспользованных выходных, если считать по земному времени?

Перегрузка сковывала его движения, но, ни разу не останавливаясь, он добрался до ближайшего к экрану кресла.

— Пятьсот выходных! Вы не возражаете, если я посижу здесь… ну, хотя бы полдня?

— Полтора дня, доктор, — уточнил я. — Земля будет видна через тридцать семь часов.

Он пробормотал, что тридцать семь часов — это пустяки, совершеннейшие пустяки, и удобно устроился в кресле.

— Как вы думаете, — спросил он, глядя на серебристый экран, — что изменилось на Земле за это время? Для нас всего два года, а на Земле прошло почти полвека…

— Боитесь, что наши открытия устарели?

Доктор не ответил, он спал.

Нет, подумал я, уж мои открытия не устарели! Куда можно было за это время полететь? Ну, к Альтаиру или опять к Сириусу. Там этого не откроешь. Пожалуй, только у Денеба; так до него пятьсот сорок световых лет…

Я заснул, а когда открыл глаза, увидел биолога — он сидел рядом со мной. За эти месяцы он вырастил великолепную рыжую бороду.

— Ходят слухи, — сказал он, — поглаживая бороду, — что будет видна Земля. Да, звездоплаватели. Все газеты полны этими слухами.

— Слухи преувеличены, — отозвался доктор. — Мы увидим маленькую светлую точку, только и всего.

— Не отчаивайтесь, звездоплаватели, — покровительственно сказал биолог. — Хотите, я скажу вам, как нас встретят на Земле?

Мы хорошо знали друг друга: по нарочитому веселью биолога я понял, что он думает об этом давно.

— Надеюсь, вы помните, как нас провожали, — говорил биолог. — Бородатый академик произнес трогательную речь. Борода у него была, как у меня теперь. Только вот здесь подстрижено вот так, а не так… Ну-с, затем выступал этот симпатичный дядька из комитета. Такой курносый симпатичный дядька…

— Как же, помню, — сказал доктор. — Он еще говорил «парсек» вместо «парсек».

— Вот именно. Потом девушки, работавшие на космодроме, преподнесли нам полевые цветы. Потом…

— Мы помним, — перебил доктор. — Прекрасно помним. Что дальше?

— Трогательно, что напутственные речи хранятся в ваших сердцах, звездоплаватели, — язвительно сказал биолог. Он не любил, когда его перебивали. — Так вот, напрягите всю вашу фантазию, мобилизуйте все ваше воображение — и вы не угадаете, что произойдет при возвращении.

— Что же?

Это спросил физик. Мы не заметили, как он вошел в обсерваторию.

— А вот что. Вы думаете, прошло полвека, на Земле другие люди, все изменилось… Звездоплаватели, у вас нет ни капли фантазии! Мы приземлимся, и нас встретит тот же бородатый академик, отлично помнящий проводы и нисколько не изменившийся. И тот же курносый симпатичный дядька из комитета. И те же девушки… Представляете такую картину? Ну, как будто мы улетели на час или полтора — и вот вернулись. — Он торжествующе оглядел нас. — Ладно, звездоплаватели, мне жаль вас. Поясню. Все дело в наследственной памяти. Вы помните, как было накануне нашего отлета. Оставались последние шаги… За эти пятьдесят лет проблема наверняка решена.

— Ну и что? — спросил физик. — Что плохого, если сын художника станет, так сказать, наследственным художником?.. Подождите, подождите, вы имеете в виду, что… ну, прогресс… что прогресс прекратится?

— Наследственная специализация, — задумчиво произнес доктор. — Думаю, на Земле не хуже нас представляют всю сложность этой проблемы. С одной стороны, колоссальный выигрыш в обучении. С другой — какая-то цеховая специализация…

— Я сплю, звездоплаватели, — объявил биолог. — Вредно шевелить мозговыми извилинами при шестикратной перегрузке.

И он в самом деле заснул.

Через час пришел инженер. Его трудно было узнать — он почернел, щеки ввалились, комбинезон висел мешком.

— Автоматы отключат двигатель, — сказал инженер. — Помните, товарищи, сразу наступит невесомость…

Странно, эти последние часы пролетели очень быстро. Может быть, потому, что мы снова были вместе.

Тяжесть исчезла внезапно. Распрямившись, амортизаторы кресел мгновенно вытолкнули нас вверх, к потолку, и в тот же миг на почерневшем экране ярко вспыхнули звездные огни.

Я больно ударился плечом о потолок. Кто-то заслонил экран, но Солнце я увидел сразу. Сначала Солнце, потом Венеру, Марс, даже Меркурий.

— Почему не видно Земли? — с раздражением спросил биолог. — Проклятый телескоп! Неужели Земля закрыта Солнцем?

Меня пропустили к экрану, и я показал, где должна быть Земля.