Павел Амнуэль: Зеленый лист

— Станислав Никонович! — воззвала я. — Не надо мне ничего говорить. Я не хочу об этом знать. Мне все равно. Мне нужно, чтобы он…

— Значит, это мужчина, — кивнул сосед.

— …чтобы он нашел наконец себя и стал счастливым человеком. Если второе его «я» — женщина, значит… ну, я перебьюсь. А если вулкан какой-нибудь…

— Вулкан может проснуться и обрести такую силу!..

— Пусть.

— Да, — сказал сосед, помолчав, — вы решили.

— Вам нужно его имя? — спросила я. — Адрес? Что-то еще?

— Нет, — покачал он головой. — Ничего не нужно.

— Я читала об одном целителе, который лечил по телефону всех, о ком его просили, даже имени не спрашивал. Он оказался…

— Шарлатаном, — кивнул Савранский. — И что? Мне не нужно знать имя… У американского фантаста Шекли есть повесть «Обмен разумов». Там главный герой, не помню кто…

— Флинн, — подсказала я. Шекли мне нравился в восьмом классе, я прочитала все, что могла найти, а потом разлюбила, потом у меня были Воннегут и Булгаков.

— Флинн, да. Он потерял девушку Кэти и попросил знакомого, специалиста по теории поисков, найти возлюбленную. «Хорошо», — сказал тот и пошел. «Куда вы? — удивился Флинн. — Вы ничего не знаете о Кэти, как вы будете искать?» «Скажите, — ответил приятель, — если бы вы знали о своей Кэти все: адрес, телефон, профессию, то могли бы найти ее сами?» «Конечно», — уверенно сказал Флинн. «Ну вот. Я знаю все о теории поисков. Зачем мне нужно знать что-то о Кэти?»

Савранский подошел ближе и посмотрел мне в глаза. Я думала… Я боялась… Нет, это был нормальный взгляд человека, уверенного в своей правоте.

— Я знаю все о Мультиверсе, — сказал он. — О многомерном строении всего сущего. И разделяющее ветви Многомирья пространство открыл я. Больше, чем об этом известно мне, не знает никто.

— Да, конечно, — сказала я и неожиданно оказалась на лестничной площадке перед закрытой дверью квартиры номер 28.

Это все, что я хотела рассказать о моем соседе Станиславе Никоновиче Савранском. Может, он и открыл пространство, где не было ничего, кроме света. Я читала в каком-то журнале, что в самые первые дни жизни Вселенная состояла из одного лишь света, а все остальное возникло потом, когда свет сгустился. Может, просвет между мирами, о котором говорил сосед, это и было на самом деле все, что осталось до наших дней от той, молодой, Вселенной?

Мне-то какая разница? Я ходила на работу, в воскресенье поехала с родителями в гости к дальним родственникам, у которых не была лет пять или больше. Несколько раз проходила по дороге на работу через блошиный рынок, но соседа больше не видела — то ли он продал не нужный ему фаянс, то ли все-таки решил, что неловко с его образованием, статусом… глупости, конечно, при чем здесь образование и статус, если умному и порядочному человеку не хватает пенсии для нормальной жизни?

Умному — да, в этом я не сомневалась. Порядочному? Он обманул меня. Он обещал найти Вите его половину, обещал сделать его счастливым. Конечно, он не мог этого сделать. Он даже не спросил имени. Задурил мне голову Шекли.

Все у Вити оставалось, как раньше. Я знала, у нас было много общих знакомых, и некоторые, как мне казалось, даже догадывались о том, что творилось в моей душе при одном упоминании его имени. Впрочем, время, наверное, действительно лечит. Я почему-то перестала вздрагивать, когда кто-нибудь вспоминал о Вите, а потом… сколько прошло времени? Полгода? Кончилось лето, осень выдалась дождливой, и я ездила на работу на троллейбусе, зимой мы познакомились с Мишей, и еще что-то происходило в моей жизни, что-то медленно менялось, что-то возникало, странное, необъяснимое… Однажды я поймала себя на том, что, вспомнив о Вите, не ощутила ничего, кроме равнодушного сожаления о чем-то далеком и мне не нужном. Потому, что прошло время — или потому, что рядом со мной был Миша?

Он пришел в библиотеку менять книги, а Полина вышла в магазин, и мне пришлось сесть на выдачу. Знаете, как это бывает. Взгляд — и будто между вами натягивается тонкий невидимый провод, ты говоришь себе «да», а что «да»? Что-то такое, что глупо описывать словами. Я не думала о том, что Миша может оказаться той самой моей половиной… Он не был половинкой меня, он просто был мной. Или я была им? Может, и так. Мы стали одним существом, и еще…

Я как-то спросила Мишу, знает ли он физика по фамилии Савранский. Миша не знал, да и откуда? Он работал программистом, рассказывал о компьютерах так необычно и захватывающе, как может говорить только влюбленный.