Максим Курочкин: Аниськин и шантажист

Но-Пасарана мне придется брать академический отпуск и скулить у порога психбольницы, чтобы взяли на постой-лечение.

– Откуда ты это взял?

– Вещи, которые кажутся мне совершенно нереальными, воспринимаются всеми остальными как должное. Ну не могут же быть все вокруг меня дураки? Значит, не все в порядке со мной.

– Глупости, Кирюха, – хлопнул его по плечу брат, – ты просто немного устал, немного простыл в яме Митропии. Все пройдет.

– Ага. Пройдет. Все равно никто не докажет мне, что раздвоение участкового – это нормально. Покупка монитора без системника – нормально. Шайка из обитателей дома престарелых – нормально. И даже само название шайки —

Рыбий Глаз – абсолютно серьезное, солидное название.

Детский сад. А еще у меня глюки, – почти шепотом прибавил он.

– Ой, Кирилл, – тревожно хмыкнул Костик, – ну какие могут быть глюки? Ты что, увидел смерть с косой? Маленьких зеленых человечков? Нашего президента в закусочной «Ассоль-продукты-принц»?

– Хуже. Мне кажется, я видел Виктора Августиновича.

– Да уж. Это похуже, чем президент в закусочной. Ну и что? Как будто ты в первый раз обознался. С кем не бывает.

– Знаешь, я думаю, что это все из-за меня.

– То есть?

– Ну я же его звал. Помнишь, мечтал, чтобы он помог нам во всем разобраться? Вот он и явился.

– Ты еще скажи, что он явился в образе двухголовой женщины с рыбьим хвостом. Прекращай бузить! Одевайся, пойдем в «Улыбку». Будем осуществлять захват шайки восьмидесятилетних бандиток.

– Прежде, чем их задержать, надо доказать их виновность, – вяло отозвался Кирилл.

– Тогда пошли доказывать!

– Иди один. У меня есть дело.

– Ну, как знаешь, – обиделся Костик, – сиди тут, зеленых человечков разглядывай.

– Да, тебе еще письмо тут, – вспомнил вдруг Кирилл.

– Оп-па! – обрадовался Костик, – чего же ты молчишь? А вдруг это угроза от Рыбьего Глаза? Кстати, как ты его получил?

– Как все порядочные люди. Из почтового ящика вынул.

– Жаль, – поник Костя, – а Коля-Болеро возле нашего ящика не крутился?

– И не надейся.

Костик со вздохом вскрыл конверт. За крохотный промежуток времени на лице его сменились несколько выражений: место досады заняло возмущение, место возмущения – нетерпение.

– Ну ты смотри, чего она вытворяет! – крикнул он, кинув листок на колени брата.

«Ты, наглый и беззастенчивый вор и негодяй, уведомляешься в том, что твой козел вовсе не твой козел и никогда твоим не был. Этот козел был какое-то время мой, потом он бесстыдно пропал и объявился уже у тебя. Так как скотина эта представляет собой бесценную ценность, то я его забираю обратно. И не подумай, что ценность его в умении жрать окурки и подавать копыто, это все любая шавка сможет. Ценность его в редкостной элитной гпнноверской породе и мощных производительных качествах. Он, может, все призы бы на выставках брал, а ты его у меня ужилил. Так что теперь ищи себе другого козла, а этого оставь в покое, теперь он мой. И зовут его теперь не Мухтар, а Айвенго. Все. Не ищи. Образованный и интеллигентный, простой и мужественный, анонимный но-пасаранец».

– Ты представляешь, эта Белокурова козлика моего увела. А я-то думаю, где он второй день шляется! И ведь пирожными заманивала, гадюка. Помнишь, он весь в безе приходил? Наверное, в тот раз вырвался. И после этого ты будешь спокойно предаваться хандре, как сибарит какой? Вставай, быстро, мне без тебя не справиться!

Кирилл на удивление быстро вскочил с кровати.

– Чур, к Белокуровым я иду, – быстро сказал он, – ты беги в «Улыбку», а я козла выручать.

– А как же Митропия? Если она опять на тебя покушение устроит?

– Ничего, Зиту и Гиту на выручку позову.

– Еще Калерию можно, – предложил Костик.

– Еще Калерию, – эхом отозвался Кирилл.

– Только это уже с утра, – немного остудил его пыл Костя. – Нас неправильно поймут, если мы придем снимать показания на ночь глядя.

Рыбий Глаз никогда не спрашивал совета. Все, чем занимался он до сих пор, было настолько созвучно принципам гуманизма, что сомнений по поводу целесообразности его образа жизни просто не возникало. А теперь же… И рядом, как на грех, ни одной родственной души, ни одного человека, который мог бы твердо сказать: это – черное, а это – белое.

Да. Раньше все было проще. Раньше он называл отряды своих единомышленников нехитро и выразительно: «Радость людям», или просто РЛ. Начала свою деятельность организация тогда, когда тимуровское движение еще не стало формальным и наевшем