Ларри Нивен - Осколок Империи

— Не смешно, правда? Я побывал и в будущем. Существуют десятки вариантов будущего. Светц, ты знаешь, что машины времени могут сбиваться с дороги?

— Да, одна из наших машин сбилась. Она повреждена.

— Все сбиваются. Это ненадежная техника. Автономные и вовсе теряются. Те, главная часть которых фиксирована во времени, как ваша, — всегда возвращаются, как бы ни отклонились от намеченного пути. Чего я только не видел в будущем, Светц! Райское благополучие, нашествие инопланетян. Цивилизацию слонов. Видел и ваше будущее, — горько сказал Рейнольдс. — Я долго там жил, даже научился языку. Я хотел знать, что вы сделали с миром, который я подарил вам.

— Что это значит?

— Что это значит? Все загажено, все мертво! Вы истребили все живое, кроме самих себя и серой слизи, которой питаетесь.

— Это пищевые дрожжи.

— Дрожжи? Я знаю короткое слово, которое здесь более уместно. Я видел, как эта дрянь извергается из ваших ртов.

— Что-о?

— Я двигался во времени назад, стремясь пробраться к семнадцатому году постатомной эры. Это очень скоро надоедает. Я не люблю ездить в будущее, если нет твердой уверенности, что можно будет уехать обратно. Однако приходится. Всегда есть вероятность, что машина собьется с пути и окажется в моем родном будущем. Тогда я сойду или даже остановлю машину. Моя тактика оправдала себя.

— Не понял.

— А ты посмотри вокруг.

Впервые за все время Светц глянул мимо Рейнольдса.

Камера расширения лежала на равнине, усыпанной осколками черного стекла. Вокруг — ни травинки. На горизонте… Светц догадался, что это стена котлована. Они находятся на дне какого-то кратера.

— Это твой мир?

— Да. Я дома.

— Не могу сказать, что мне здесь очень нравится.

Рейнольдс засмеялся своим глухим, хриплым смехом.

— Здесь чище, чем в твоем мире, Светц. Если бы я знал, что вы уничтожите все живое на Земле, отравите почву, воду, воздух, я бы… Ладно, мы это исправим.

— Что это значит? Все, что тебе нужно, — выйти из камеры. Ты дома?

— Это все ненастоящее. Чтобы этот мир ожил, мне нужна твоя помощь. Ты мой единственный шанс, Светц. Ни одна машина времени, кроме твоей, не слушалась меня.

— Я сказал тебе…

— Смотри — это инфразвуковое ружье. Оно тебя не убьет, но не позволит тебе двигаться. А я провел немало времени в средневековых камерах пыток.

— Погоди, погоди! Из какого ты года? В каком году ты отправился предотвращать скоротечную войну?

— А-а-а… Две тысячи девяносто втором. Глядя на меня, не подумаешь, что мне было тогда двадцать два года, правда? А я ведь не состарился с тех пор.

— Какой это год постатомной эры?

— Сейчас скажу. Сто сорок седьмой.

На инерционном календаре значилось: плюс сто тридцать четыре.

— Отлично. Ты можешь ехать на своей машине. Впереди тринадцать лет. Нам нельзя двигаться назад, можно только вперед. — Светц потянулся к рычагу «домой». Его рука упала, как плеть.

— Если мы прыгнем в будущее, — сказал Рейнольдс, — нас может отнести в сторону, верно ведь? Значит, ход событий изменится и я перестану существовать.

«Поэтому стоит попытаться», — подумал Светц.

— Ты собираешься ждать тринадцать лет? — спросил он.

— Если нужно… — Рейнольдс щелкнул зубами.

Очевидно, это был его любимый жест, заменявший улыбку, угрожающий взгляд, задумчивую насупленность.

— Х-ха! Мы поступим умнее, Светц. Ты можешь доставить меня в Австралию? Эта штука перемещается в пространстве?

— Да.

— Возьму-ка я другое ружье. — Рейнольдс встал и принялся разглядывать висящие на стене предметы. — Вот это, которое стреляет тяжелыми иглами. Слона оно не убьет, но для человека достаточно.

— Да, — подтвердил Светц.

Он очень испугался.

— А теперь — поехали!

Австралия. Восточное побережье. Городской пейзаж: улицы, длинные приземистые здания.

— Это единственное обитаемое место на Земле, — сказал Рейнольдс, — и даже здесь почти пусто, — он велел Светцу двигаться вдоль берега на юг.

Во время полета он говорил не умолкая. Он распластался по стене и лежал неподвижно, как лабораторный препарат, извергая поток воспоминаний.

— Разумеется, я невысокого мнения о человечестве, говорил он, отвечая на один из своих собственных вопросов. — Почему? Если бы ты видел людей в состоянии стресса так часто, как я, — например, в переполненных больницах, в камерах пыток, на эшафоте, на плахе, на поле боя, — ты понял бы меня. Люди плохо переносят стресс. Особенно на поле боя… Вполне возможно, что я сужу предвзято. Наверное, стоило проводить больше времени на гуляньях, балах и новогодних вечеринках, где люди веселятся, но там мне не с кем было бы поговорить. Люди слышат и видят меня только перед смертью. Но тогда они не хотят слушать! Люди так тяжело переносят страдания! И так боятся умереть. Я говорил им, что им повезло, что вечный покой стоит нескольких часов агонии. Я говорил с миллионами мужчин, женщин и детей, живших в разных эпохах. Дети иногда слушают. Ты боишься смерти, Светц?