Александр Бачило - Помочь можно живым

Все эти мертвые поля появились из-за меня, из-за того, что здесь придумывалось, делалось и хранилось самое смертоносное на Земле оружие.

Они хотели все это уничтожить первым ударом, но не смогли, а потом им стало уже не до того, они увидели, что им самим и всему миру приходит конец. После первого удара мир сошел с ума. В безумной надежде уцелеть каждый спешил уничтожить всех возможных и невозможных врагов, посылая ракеты наобум. Было несколько взрывов севернее и южнее, а один - прямо на востоке. Долина избежала прямого попадания, но все же ей здорово досталось. Кроме меня, все погибли, да и я уцелел только чудом, выгорели деревья, перемерла живность, а вот монитор, трижды проклятая болванка, нашпигованная ракетами со смертью, остался невредим.

Улисс слушал черного человека и не знал, чему верить. Взрыв на востоке. Значит, нет никакого прохода в новые земли? И земель нет, кроме этой щели в скалах? И он говорит, что все это из-за него, из-за каких-то его "ракет"? Улисс слышал о "ракетах" в детстве, но привык относиться к ним как к чудовищам из страшной сказки, которых давно уже не бывает.

- Кто ты? - спросил он незнакомца, задумчиво глядящего куда-то мимо него.

- Кто я? - переспросил тот. - Я сам думал над этим много лет. Когда-то меня называли громкими именами: "выдающийся ученый", "крупный физик", но потом... Потом я понял, что это ложь. Я всегда был выдающимся убийцей, крупным людоедом, изобретателем смерти. Ты видел черепа вдоль дороги? Это сотрудники моей лаборатории, солдаты, офицеры Управляющего Центра. Они все погибли в тот день. Я потом часто задумывался: кого считать их убийцами? Таких же солдат, сидящих в таком же Центре на другом континенте? Ерунда! Ведь неизвестно даже, откуда именно прилетали сюда ракеты. Да, мир сошел с ума, и все палили во всех, но использовали при этом оружие одной, самой совершенной тогда системы. Моей. Я долго обдумывал это и понял, что настоящий убийца - это я. Такие, как я. Мы наводнили своими дьявольскими изобретениями Землю и космос, мы набивали свои карманы деньгами, свои дома роскошью и не думали о том, что на самом деле набиваем свои желудки человеческими трупами. Иногда мне бывает очень плохо, я начинаю сходить с ума, боюсь и ненавижу сам себя. Однажды, когда это случилось, я разрыл могилы людей, в которых сам их когда-то похоронил, и развесил их черепа вдоль дороги. К чему притворяться? Людоед должен жить полюдоедски. Мертвым не нужен надгробный плач убийцы, они хотят мщения. И мстят. За свои злодеяния я обречен на жизнь. Сто лет я сижу в этом ущелье, не смея отлучиться из своего подземелья больше, чем на час, чтобы снова не стать убийцей. Не понимаешь? Я объясню тебе. Это просто, как все преступное. И тоже мое изобретение. Изобретение, которое я проклинаю сто лет. Оно приковало меня к этому бетонному мешку... Вот и сейчас, - он вдруг насторожился, словно прислушиваясь к чему-то, - да, пора. Идем, я покажу тебе!

Черный человек положил оружие на плечо и приблизился к Улиссу.

- Видишь ли, парень, - сказал он, и глаза его блеснули. - В сущности, это ведь здорово, что ты пришел. Это может все изменить. Но я еще боюсь поверить... Если бы нам удалось... Ладно, потом. Как тебя зовут? Улисс? Это что, в честь того, знаменитого?

- Не знаю, - ответил Улисс. - Наверное, нет. Я никогда не слышал ничего такого...

- Ну, Улисс так Улисс. Это даже символично. Если ты Улисс, так я, пожалуй, Полифем. Так меня и называй, понял?

Он отпер ключом массивную дверь и повел Улисса сначала по коридорам куда-то в глубь здания, потом вниз по винтовой лестнице, снова по коридорам, открывая и закрывая за собой тяжелые железные двери с многочисленными рукоятками и задвижками, совсем такими же, как в Большой Яме. Улисс с удивлением смотрел на рубиновые огни, освещавшие лестницы и коридоры. Несколько раз они проходили через гулкие полутемные залы, наполненные различными механизмами, или пустые, с холодно мерцающими экранами вдоль стен, и наконец, спустившись уже глубоко под землю, вошли в небольшую комнату, вся обстановка которой состояла из стола с торчащей посередине кнопкой и полукруглого циферблата на стене перед ним. На полу валялись вороха линялого тряпья, служащие, как видно, постелью, посуда, разобранное оружие и несколько книг.

В углу под потолком висела старая потемневшая картина. На ней едва угадывалось чье-то лицо с большими печальными глазами и острой бородкой. Под картиной на тонкой цепочке был подвешен светильник.

Полифем прежде всего подошел к столу и нажал кнопку. Стрелка, находившаяся в правой части циферблата, резко рванулась влево и замерла в крайнем положении.