Филип Фармер - Дэйр (другая редакция)

Стрела на штабной карте утыкалась в порт Мерримот, куда столица государства была перенесена после пожара в Сент-Дионисе. Ударный корпус катил вперед строго по графику, не беспокоясь о деморализованных остатках разбитых войск противника и толпах перепуганных штатских — ими впоследствии займется жандармерия, — не беспокоясь о тылах и коммуникациях — еще до того, как боезапас выйдет, он будет пополнен молниеносными поставками с воздуха.

Следом за корпусом уже катит вторая волна вторжения — для расширения прорыва и зачистки территории. И для ее действий нужно успеть подготовить место. Марш-марш вперед!

По пути Джек навидался следов планомерной осады кадмусов и наслушался рассказов об ответной жеребякской герилье — беспощадной партизанской войне. Об этом красноречиво свидетельствовали руины сожженных придорожных ферм и уничтоженных минными галереями обиталищ вайиров. Жеребяки держались отчаянно — призвав на помощь драконов, они нанесли людям страшный, невосполнимый урон. Лишь потеряв драконов всех до последнего, отступили. Поговаривали, что отдельные кадмусы все еще продолжают держать осаду…

Сейчас унтер-офицер Кейдж ехал уже в огромном штабном паровике. Работы было невпроворот. Сидя за персональным столом в весьма просторном помещении, Джек в основном принимал и передавал приказы и донесения по дальнофону устройству, способному поддерживать связь на расстоянии до двух тысяч миль. Но случалось бывать и в передрягах — вчера, например, сопровождая полковника к переднему краю, довелось поучаствовать в жестокой рукопашной. Теперь вот снова черед донесениям.

«Тарану», так именовался ударный корпус на штабном языке, все же довелось изведать перебои в снабжении. Грозовой фронт надолго задержал аэролеты на дальних базах, отрезав корпус также и от связи с основными силами по дальнофону.

Вчерашний неожиданно яростный прорыв королевских гвардейцев привел к незапланированному расходу боеприпасов. Понеся ужасающие потери, войска королевы смяли мощные огневые заслоны и даже сумели расчленить на время главные силы корпуса.

Но вот снова развиднелось, засияло солнышко, улегся ветер.

Снабжение сразу же наладилось, королевские подкрепления за час-другой были отброшены с отвоеванных рубежей, и «Таран» вновь устремился вперед. До самого Уитторна корпус практически более не встречал сопротивления. Дионисийцы, как видно, стягивали остатки армий на защиту последнего своего стратегического оплота — порта Мерримот.

В Уитторне объединились в мощный кулак четыре группировки войск вторжения, прорывавшие границу с различных направлений. Пять дней объединенная армия перегруппировывалась и отдыхала, пополняя боекомплекты как поставками с воздуха, так и поступлением подоспевших усиленных «медведжиннами» обозов.

В штабах остальных трех корпусов тоже пришли к выводу, что относительная легкость продвижения до Уитторна может оказаться чревата сильными заслонами и ловушками на подступах к столице.

Тем не менее спустя всего две недели последний оплот пал.

Согласованными ударами с моря, с воздуха и по суше социнианские силы смяли оборону противника. Но город не сдавался — дионисийцы сражались как львы, до последнего вздоха. Казалось, каждый камень в разрушенном городе огрызался огнем.

Когда у защитников кончался порох, они хватались за луки и копья.

Вскоре Джек Кейдж вместе со своим командиром и другими высшими чинами социнианской армии, стоя на макушке холма, наблюдал, как мимо них препровождают к специально сооруженному в центре лагеря шатру плененную королеву. Елизавета Третья, крупная, но изящно сложенная шатенка тридцати пяти лет, с помятой прической и пятнами грязи на холеном породистом лице, продолжала держаться весьма величаво для подобной оказии.

— Думаю, мы без особых трудностей сумеем убедить ее отдать своим подданным приказ прекратить бессмысленное кровопролитие, — заметил Чаксвилли. — Как только ключевые гарнизоны будут заняты нашими войсками, двинемся дальше. Впереди у нас еще немало работы.

При виде королевы Джек машинально обнажил голову — с младых ногтей в него вколотили привычку делать это при одном лишь упоминании высочайшего имени. Смущенно потеребив кожаный шлем в руках, вернул его на место, украдкой огляделся и снова предался лицезрению полыхающих развалин.

День стоял ясный, и солнышко пригревало уже не вовсе по-зимнему. Нежный ветерок сносил клубы дыма к востоку, очищая кругозор — с холма бывший город открывался, как на ладони.