Ирина Андронати - Мы, урус-хаи

Они обогнули помост, обошли холст и сразу увидели

всё.

На холсте нарисована была страшная волосатая рожа с приплюснутым носом и узкими тарскими глазками, налитыми кровью. Окровавленная пасть с кривыми грязными зубами раздирала себя в крике. На гонорском и рохатском - надпись: «УРУКХАИ» - и ниже: «Не дразнить, не кормить».

В клетке, одетые в шкурьё, сидели мужчина и женщина. Вернее, мужчина стоял, вцепившись в прутья…

- Беляна, - сказала изумлённо Рысь. И ударила воплем: - Беляна!!!

Все посмотрели на них. Все, кроме той, что сидела за прутьями.

Каллариэль что-то сказал стражам, и Рысь подвели к самой клетке. Мураш пошёл следом, его не удерживали.

Да, Беляна. Волосы сгорели и брови. И в глазах уже не смерть плавает, а тупость, безумие и злоба. Как у дикой свиньи…

Мураш сделал несколько шагов, чтобы увидеть лицо второго. Споткнулся от узнавания.

Это был Мамук. Тысяцкий Мамук. То же безумие в красных глазах, голова перетянута ремнём…

Значит, ходили за припасами. Ходили! Значит, не даром мы… и свою часть дела мы сделали, а всё прочее - как боги решили, так оно и есть. Так оно и есть…

- Пойдём, - сказал Мураш Рыси. Та кивнула. Они пошли на толпу, и толпа послушно раздалась. Рысь остановилась на миг, присела. Подобрала с

камней полураздавленную мягкую булочку, повернулась - и бросила в клетку, как раз на колени сидящей Беляне. Та подхватила хлеб, вцепилась зубами.

- Вот теперь пойдём, - сказала Мурашу. И усмехнулась.

Они отошли шагов на тридцать, когда сзади закричали.

- Это было бессмысленно, - сказал каллариэль, - не эта женщина, так другая… Таких клеток будет много. В каждом большом городе. А потом их повезут по небольшим…

Рысь уже привычно перевела, и Мураш кивнул:

- Не сомневаюсь.

- Я не понимаю вас, - в голосе каллариэля вдруг прозвучали какие-то человеческие нотки. - Вы не просто побеждены, вы уничтожены. Обесчещены навсегда. Но ведёте себя так, словно ничего этого нет…

- Объясни ему, - сказал Мураш - и откинулся к стене. Каллариэль пришёл вместе с ними в их камеру, дверь осталась открыта, за дверью держалась стража.

Он, собственно, не знал, что говорит Рысь. Может, вплетает ему какую-нибудь древнюю легенду. Про царевича Игошу, который отомстил за смерть отца, всего лишь войдя с обнажённым мечом в дом дяди-убийцы - его зарубили на пороге, а потом понемногу поубивали друг дружку… Попробуй им объяснить, что в итоге, победив, они проиграли? Они проиграли сейчас и будут проигрывать впредь. Даже если они завоюют весь свет. Весь свет - всё то, что есть за окоёмом.

Дальше-то что?

Чтобы разбить нас, они громоздили ложь на ложь, нарушали договоры и запреты, били в спину. Они изуродовали мир и наплодили в нём чудовищ… не задумавшись даже, что заменяют его, этот мир - древний, сложный, непонятный и довольно страшный, который им мешал, их не устраивал, - новым, они его на ходу лепили, стараясь подрезать всё под себя, но это то же самое, что строить дом, живя в нём, или кроить и шить кафтанец прямо на себе… мир с иной магией и с иными законами, которых они сами толком не знают и по высокомерию своему узнают не скоро. Сто лет они будут урукхаями пугать непослушных детишек, а потом эти детишки начнут играть в урукхаев, а потом урукхаи соберутся где-то в тайном месте и растворятся в ночи - поначалу только для того, чтобы нападать сзади и разрывать когтями горла…

Ты старый, каллариэль, и знаешь, наверное, в сто раз больше меня, и видел всего раз в двести больше - но самых простых и понятных вещей ты не понимаешь. Ну, извини.

- Что будет с этим… твоим? - спросил Мураш.

- Не знаю, - вздохнула Рысь. - Не убьют. А там… Мать выручит. Мать у него почти что при дворе.

Она помолчала.

- Я этот яд вообще-то выкинуть хотела, чтоб Хеля не подводить. На него одного подумали бы - в любом случае. А тут… всё вдруг как-то само собой получилось. Я даже и подумать ничего не успела…

- Как в бою, - сказал Мураш.

- Ага…

Слобода кончилась, дальше расстилалась каменистая пустошь с какими-то старыми развалинами заросшими плющом.

- Я вот тут… - Мураш прокашлялся. - Не обвенчаться ли нам? Чтобы там… ну… не порознь? А?

- Только чтоб не порознь? - тихо спросила Рысь. Мураш опять прокашлялся.

- Не только. Давно уже… мила ты мне и люба. Вот… я это сказал. Будешь моею?

- Буду, Мураш. Мил ты мне и люб. И перед лицом…

Она вспомнила, что от богов они отреклись, и замолчала. Тогда Мураш взял её за руку, переплёл пальцы, и дальше они пошли, как муж и жена.