— Хоз-зяин! — раздался трубный глас привратника. — Вы снова разговариваете сами с собой!
Месмерон, нервно дернувшись, повернул голову. Оказалось, что он вполне мог заменить любой из портретов в коридоре. В угловатом профиле ясно проглядывало раздражение. Прошло несколько напряженных мгновений, прежде чем он коротко кивнул.
— И хоз-зяин, — продолжал страж, — к вам джентльмен-посетитель!
На этот раз Месмерон круто развернулся, пораженный то ли появлением незваного гостя, то ли смутно-гомосексуальными обертонами в интонации швейцара, подчеркнувшего пол визитера.
— Это доктор Стеббинс, — пояснил привратник, показывая на профессора. Очевидно, Данки и Клем считались недостойными даже краткого представления: убежденность в этом швейцара основывалась на вполне реальной вероятности того, что господин вряд ли обратит внимание на подобную шушеру.
Месмерон выступил вперед, выпрямился и свысока глянул на профессора.
— Бакминстер Стеббинс, доктор философии Бейнбриджского университета, профессор эзотерических наук? Специализируетесь по амулетам, талисманам и фетишам?
— Совершенно верно, — кивнул профессор, выступая вперед и приветственно протягивая руку. — А вы, вне всякого сомнения, — Месмерон, бывший член городского управления и главный владелец Клэпборд-айленд, нынешний хозяин и смотритель маяка Жирной Лягушки? Рад познакомиться.
— Итак, — бросил Месмерон, игнорируя протянутую руку, — предлагаю вам немедленно освободить мой дом, иначе вас с позором выведут за дверь!
— Хоз-зяин? — воскликнул страж. — Не понимаю. Письмо. Приглашение…
— Отправленное семь лет назад! — прогремел Месмерон, выхватывая письмо из руки швейцара и грозно наступая на профессора. — Были так заняты, что не нашли времени для ответа?!
Профессор с преувеличенным недоумением вскинул брови:
— Вы просили меня отыскать исторические прецеденты использования сверхъестественных сил в государственных делах. Я не совсем понял, как мне отвечать на такое требование?
— Быстро и без промедления, — отрезал Месмерон. — А на будущее запомните, что я вас…
— Хоз-зяин, — нерешительно перебил привратник, — прибыл тот гость, которому было назначено…
В комнате появилось еще двое Стептоу в сопровождении мужчины, такого огромного, что он заполнил весь дверной проем. Вновь пришедший, несомненно, был американским индейцем, из тех, кто свято придерживается старых традиций. И одет он был на манер племени ал-гонкинов — в гетры и мокасины из телячьей кожи. Мало того, на голове у него красовался церемониальный убор из перьев — непременный элемент одежды равнинных индейцев, за последние годы принятый всеми туземцами. Заплетенные в косы черные волосы были сильно разбавлены сединой, а лицо походило на обветренный и исхлестанный всеми дождями мира утес.
Так вот он, эксперт, которого ожидал Месмерон! Это его каноэ заметил Клем у причала.
— А вот и вождь Луи Пулоу, — воскликнул Месмерон.
— Месмерон, — пророкотал вождь. Голос его словно исходил из центра земли. — Давайте поскорее покончим с этим.
— Поверьте, вас достойно вознаградят за консультацию, — ответил Месмерон, словно деньги было тем единственным, что имело для него значение. С этими словами он взял сверток ткани, лежавший на столе, извлекая оттуда старую индейскую боевую дубинку — традиционное оружие индейцев абнаки с незапамятных времен. И без того грозная на вид дубинка была дополнена смертельно острыми шипами и тяжелым круглым набалдашником.
— Думаю, мое последнее приобретение заинтересовало вас. Хотелось бы услышать ваше мнение.
Вождь взял оружие и медленно повернул в руках. На обратной стороне было искусно вырезано лицо индейского воина, вселяющее страх в любого смертного: безумно вытаращенные глаза, рот, открытый в боевом кличе, глубокие шрамы и незажившая рана на щеке, сквозь которую проглядывали зубы. При виде такого кошмара Клем зажмурился.
— Хм-м… Микмак Моу, — пробурчал вождь Луи, вглядываясь в изображение воина.
Данки подался вперед, чтобы лучше видеть:
— Микмак… кто?
— Могавк. Из племени микмаков. При жизни был известен как Микмак Моу.
— А жил он, Данки, в начале восемнадцатого века, — пояснил профессор Стеббинс. — Время, когда английские колонии вели бесчеловечную политику оплаты каждого индейского скальпа, снятого неважно с кого: с мужчины, женщины или ребенка.
— Микмак Моу перенял этот обычай, — вставил вождь Луи. — Говорят, его личная коллекция скальпов янки насчитывала сотни экземпляров.
Читать дальше