Дэн Симмонс: Восхождение

Вопреки всем моим чаяниям, у нас наконец нашлось время для беседы. Наши палатки были соединены в форме тонкого креста с крохотной центральной площадкой, не более двух футов в поперечнике, едва-едва достаточной для того, чтобы, ложась спать, втиснуться в наши маленькие гондолы. Площадка, которую мы вырубили под карнизом, была не так велика или плоска, чтобы вместить нас всех, и меня вытеснили на тот сегмент палатки, который располагался более отвесно, так что голова оказалась выше ног. Хорошо, что не наоборот. Наклон был не столь велик, чтобы это мешало мне задремать, но все же настолько крут, что я то и дело просыпался, нащупывая ледоруб, чтобы остановить скольжение. Однако мой ледоруб находился за палаткой, вместе с остальными, воткнутый во все утолщавшийся слой снега и прикрепленный сотней футов основной веревки из паучьего шелка, обмотанной вокруг него, потом вокруг палатки и снова вокруг него. Мы также использовали двенадцать ледовых крючьев, чтобы надежнее приторочить себя к крохотному ледяному шельфу.

Конечно, черта лысого это нам поможет, если серак решит обломиться, или произойдет сдвиг снега, или ветры просто вознамерятся сдуть с горы всю кучу веревок, ледорубов, крючьев, палаток, людей и жука.

Мы, конечно, много спали. Пол захватил с собой е-бук ридер, загруженный дюжиной или около того романов и десятками журналов, так что время от времени мы передавали его из рук в руки. Даже Канакаридес не пропускал своей очереди почитать, и в первый день мы почти не говорили из-за невозможности перекричать вой ветра и шум валившегося на палатки снега. Но, в конце концов, нам даже спать надоело, поэтому мало-помалу мы стали обмениваться репликами. В тот первый день мы, в основном, обсуждали подъем и технические детали, перебирали подробности маршрута, приводили доводы «за» и «против» попытки восхождения, как только пройдем этот траверс и поднимемся выше снежного купола к подножию вершинной башни. Гэри отстаивал необходимость подъема по Финишной Прямой, причем, любой ценой, Пол выступал за осторожность, Канакаридес молча внимал. Однако к началу третьего дня мы стали задавать жуку личные вопросы…

— Значит, вы, парни, прилетели с Альдебарана, — заметил как-то Пол. — И сколько же времени у вас на это ушло?

— Пятьсот лет, — ответил жук. Для того, чтобы втиснуться в свою секцию палатки, ему пришлось сложить каждую конечность, по крайней мере, вдвое.

Гэри присвистнул. Он никогда не уделял особого внимания материалам прессы, касающимся богомолов.

— Неужели вы настолько стары, Канакаридес? Пятьсот лет? Жук, в свою очередь, испустил тихий свист, который, как я уже начал подозревать, был чем-то вроде эквивалента нашего смеха.

— Мне только двадцать три ваших года, Гэри, — сообщил он. — Я родился на корабле, как и мои родители, и их родители, и так далее. Срок нашей жизни приблизительно равен вашему. Это был корабль смены поколений, если следовать вашей терминологии.

Он помолчал, очевидно, не желая перекрикивать рев ветра, ставший уже совсем невыносимым. Когда шум стал чуть меньше, жук продолжал:

— Я не знал другого дома, кроме корабля, пока мы не достигли Земли.

Мы с Полом переглянулись. Настала пора допросить нашего жука ради страны, семьи и секретаря Ясная Луна.

— Так почему вы… Слушатели, решили улететь на Землю? — спросил я. Жуки не раз отвечали на этот вопрос публично, но ответ всегда был один и тот же и не отличался особым смыслом.

— Потому что тут были вы, — обронил жук. Все то же самое. Довольно лестное замечание, тем более, что мы, люди, всегда считали себя центром Вселенной, но смысла тут, однако, было немного.

— Но почему вы потратили целые века на то, чтобы встретиться с нами?

— Чтобы помочь вам научиться слушать, — пояснил жук.

— Кого именно? — удивился я. — Вас? Богомолов? Мы хотим слушать. Хотим учиться. И с удовольствием прислушаемся к вам.

Канакаридес медленно покачал тяжелой головой. Наблюдая эту голову вблизи, я вдруг понял: она более напоминала ящера, вернее, помесь птицы и динозавра, чем жука.

— Не к нам, — пояснил он, щелчок-шипение. — К песне своего мира.

— Песне нашего мира? — деловито переспросил Гэри. — Хотите сказать, нам следует больше ценить жизнь? Снизить темпы и нюхать розы? И все такое?

Вторая жена Гэри увлекалась трансцедентальной медитацией. Думаю, именно по этой причине он с ней и развелся.

— Нет, — покачал головой Канакаридес. — Я имею в виду, прислушаться к звуку вашего мира. Вы напитали моря. Освятили мир. Но не хотите слушать.