Задыхаясь от усталости, он бежал через лабиринт, и кровь стучала у него в висках. В голове вертелась песенка, как нельзя лучше подходившая к ритму этого сумасшедшего бега. Эту мрачную песенку он слышал когда-то в детстве.
Если с другом ты кров разделил,
Когда придет ночь всех ночей,
Дверь толкни, куда крест ты прибил,
Услышь шорох крыльев и звон ключей.
И Христос твою душу прими.
Слова у него в голове повторялись, крутились-вертелись заевший пластинкой с погребальным плачем. «Шорох крыльев и звон ключей…»
В конце лабиринта перед ним предстала гранитная скала, а в нише у ее подножия – высокие деревянные двойные двери. На одной из них висело в углублении овальное зеркало. Двери были закрыты. Но он коснулся дерева, и от его прикосновения одна половинка беззвучно приоткрылась.
Толкнув ее, Ричард вошел внутрь.
Ричард шел по дорожке меж двух рядов горящих свечей, которая вела его через высеченные в скале покои. Последний, Великий зал он узнал: восьмиугольник чугунных колон, гигантская черная дверь, стол, свечи – здесь они пили ангельское вино.
Закованная в цепи д'Верь была распята между двух колонн возле кремниевой с серебром двери. Когда он вошел, она уперлась в него взглядом. В многоцветных, когда-то озорных глазах застыл испуг. Стоявший рядом с ней ангел Ислингтон повернул голову и улыбнулся вошедшему Ричарду. И вот это было самое страшное: кроткое сочувствие, ласковая доброта этой улыбки пугали больше всего на свете.
– Добро пожаловать, Ричард Мейхью. Добро пожаловать, – сказал ангел Ислингтон. – Вот так так! У тебя ужасный вид.
В его голосе слышались искренние сочувствие и забота. Ричард помедлил.
– Прошу, входи же. – Ангел поманил его к себе. – Думается, тут все друг с другом знакомы. Леди д'Верь ты, разумеется, знаешь и моих помощников, господ Крупа и Вандермара, тоже.
Ричард повернулся. Господа Круп и Вандермар стояли по обе стороны от него – на полшага сзади. Мистер Вандермар ему улыбнулся, а мистер Круп нет.
– Я даже надеялся, что ты придешь, – сказал ангел и, чуть склонив голову набок, спросил: – Кстати, а где Охотник?
– Мертва, – ответил Ричард. Д'Верь слабо охнула.
– Вот как? Бедняжка. – Ангел покачал головой, явно сожалея о бессмысленной утрате человеческой жизни, о бренности всех смертных, рожденных, дабы страдать и умирать.
– Тем не менее нельзя приготовить омлет, не убив пару человек, – изобразил светский щебет мистер Круп.
Ричард старался по мере сил не обращать на господ внимания.
– Д'Верь? Ты цела?
– Более или менее, спасибо. – Нижняя губа у нее распухла, на щеке темнел синяк. – Пока.
– Боюсь, – сказал Ислингтон, – мисс д'Верь не проявила склонности к компромиссу. Я как раз размышлял, не попросить ли господ Крупа и Вандермара… – Тут он помедлил. Очевидно, даже произносить такие слова было ему отвратительно.
– Ее пытать, – услужливо предложил мистер Вандермар.
– В конце концов, – добавил мистер Круп, – мы по всему мирозданию славимся своими достижениями в искусстве извлечения информации.
– Наловчились причинять боль, – пояснил мистер Вандермар.
– С другой стороны, – продолжал ангел, глядя на Ричарда в упор с таким видом, будто не слышал ни того, ни другого, – мисс д'Верь, как мне представляется, нелегко заставить изменить свое решение.
– Дайте нам достаточно времени, – сказал мистер Круп, – и мы ее сломаем.
– На много мелких мокрых кусочков, – добавил мистер Вандермар.
Покачав головой, Ислингтон снисходительно улыбнулся этим проявлениям энтузиазма.
– Но времени нет, – сказал он Ричарду. – Нет времени. Впрочем, как мне кажется, она из тех, кто станет действовать, лишь бы положить конец страданиям и боли друга, смертного, такого, как ты, Ричард, например…
Тут мистер Круп ударил Ричарда в живот: короткий апперкот в подвздошье. Ричард согнулся пополам и тут же почувствовал у себя на затылке пальцы мистера Вандермара, чья железная хватка заставила его выпрямиться.
– Но это несправедливо! – воскликнула д'Верь.
Вид у Ислингтона стал задумчивый.
– Несправедливо? – переспросил он, будто пытался вспомнить сам смысл этого понятия.
Подтянув к себе поближе голову Ричарда, мистер Круп наградил его фирменной кладбищенской улыбкой.
– Он ушел так далеко, что переступил границу между «хорошо» и «плохо», даже в ясную ночь не сумел бы разглядеть их в телескоп, – доверительно сообщил он. – А теперь, мистер Вандермар, не будете ли вы так любезны?
Читать дальше