Гордон Диксон - Гильдия

— Я не мог солгать Рух Тамани в ответ на прямой вопрос, — сказал Джимус.

— Конечно, нет. Я не виню тебя, Джимус. — Хэл глубоко вздохнул. — И ты права, Аманда. Вы с Рух должны быть здесь, если вы этого хотите.

— А как могли бы мы не хотеть этого, Хэл? — спросила Рух.

Хэл покачал головой.

— Разумеется. Хорошо, я был не прав, когда сразу не поделился с вами своими соображениями. Дело просто в том, что я не знал — и все еще не знаю — сработает ли это. Результатом может оказаться полная неудача.

Джимус выглядел слегка озадаченным.

— Я не понимаю. А что именно ты собираешься пропустить сквозь этот первый экран?

— Себя, — ответил Хэл. Джимус уставился на него.

— Боже мой! — воскликнул он. — Ты понимаешь, что ты говоришь? Это самоубийство! Ты закончишь тем, что распространишься по всей Вселенной, и дороги назад не будет.

— Такой шанс, конечно, есть, — кивнул Хэл, — но у меня есть основание думать, что в этом случае такого не произойдет.

— Все равно, — отозвался Джимус, — если это то, что ты имел в виду все это время, мне остается молиться, что больше ничего не случилось, когда ты пройдешь сквозь второй экран там — что ты немедленно появишься снова, лицом к нам, выходящим из первого экрана!

Хэл обратился к Рух и Аманде.

— Но возможно, мне удастся сделать то, что я надеюсь, почти мгновенно, подобно любому фазовому скачку, так что я все равно сразу же возвращусь сюда. С другой стороны, вероятно и то, что время, затраченное между экранами, — то же самое время, что и здесь; так что пройдет некоторое время перед тем, как я возвращусь. Но у меня нет серьезных сомнений в том, что рано или поздно я вернусь.

Рух приблизилась к нему, обняла его и поцеловала в губы.

— Мы будем ждать тебя, Хэл.

Он ненадолго обнял ее, чувствуя, как дернулось его сердце, как и тогда, четыре года назад, когда он вынес ее из тюремной камеры на Гармонии, — потому что ее тело даже и теперь осталось хрупким. Затем он отпустил ее и повернулся к Аманде, которая также обняла и поцеловала его.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — ответил он. — То, что я собираюсь делать, может наконец оказаться ответом.

— Я знаю, — кивнула Аманда и выпустила его из своих рук.

Он повернулся и пошел прочь от них, прошел мимо более близкого экрана ко второму и шагнул в него.

Он был повсюду и нигде.

Его чувства больше не действовали. Он не мог осязать, обонять, слышать или видеть. Вместо этого он каким-то образом ощущал окружение, распознавая отдельные структуры, одни из которых имели форму предметов, а другие нет, но все они были совершенно не важны.

Это было место, где время существовало, но не имело значения. Место, где его ныне изменившееся «я» совершенно не имело желания что-либо понимать или как-то действовать. По правде говоря, его способность делать то и другое была ограничена. Память у него осталась, но никакой цели не было, поскольку он обнаружил, что не мог представить себе будущее, и настоящее превратилось в вечность. Но он мог вспоминать, и занимаясь этим, он вспомнил, как он однажды уже прошел через нечто подобное. Это случилось, когда он был Доналом, и дух того вернулся в двадцать первый век, где действовал, поселившись в теле, которое принадлежало мертвому Полу Формейну. Тогда, как он сейчас вспомнил, что-то пронесло его через то, что он испытывал теперь.

Он ожидал пройти через это состояние к чему-то другому, к Земле двадцать первого века; и движущая сила этого ожидания несла его дальше, хотя он и не понимал, что у него отсутствует понятие цели.

Это было воспоминание о невозможном, которое все же произошло. Потому что Созидательная Вселенная, которую, как Хэл теперь понял, представил себе и тогда и теперь в своем воображении, не могла, по определению, существовать, не будучи созданной им. Сейчас она не существовала; и все же он ощущал, что пережил пребывание в ней, как необходимую часть возвращения назад — чтобы изменить какие-то части прошлого.

Из-за ограничений этого места — этого Хаоса, которому еще предстояло возникнуть, его сознание, независимо от логики не было способно понимать противоречия. Здесь он мог положиться только на веру, философию и храбрость, на них не действовали границы его логического мышления. Посредством них он мог принять тот факт, что смог однажды на опыте познать Созидательную Вселенную и использовать ее как окно в прошлое. Его подсознание предположило, что найдется дорога назад сквозь время — чтобы он мог выяснить, кто же он; и это предположение заставило эту дорогу появиться — как предположение автора в том, что существует еще не написанное им стихотворение.