Гордон Диксон - Иные

– Может быть, ты даже веришь в то, что говоришь, – сказал Генри, – но все же мне кажется, дело обстоит совсем иначе.

Некоторое время Блейз молчал.

– Генри, – произнес он наконец, – в один прекрасный день я обязательно все тебе расскажу.

Он поднял голову.

– И тебе тоже, Тони.

– Я тебя об этом никогда не просила.

– Да. Не просила, – мрачно подтвердил Блейз. Его поведение вдруг как-то изменилось. Он сел прямо и обратился к Тони:

– Ты не узнавала прогноз погоды? В Блу-Харборе лекция будет проводиться под открытым небом. Интересно, какая там завтра ожидается погода?

– Кратковременные дожди, но в основном ясная, – ответила Тони.

– Ну, значит, все в порядке, – кивнул Блейз. – Слушатели смогут в случае чего воспользоваться силовыми зонтиками. Они невидимые, места не занимают и полностью защищают от дождя. Генри, ты вроде бы сказал, что твои люди будут готовы к сегодняшнему перелету и к завтрашней лекции?

– Да, – ответил Генри. – Будут.

– Хорошо, потому что последний отрезок пути до студии я хочу пройти через толпу, а для этого мне нужно, чтобы меня со всех сторон окружали твои Солдаты. Я не думаю, что мне угрожает реальная опасность, но там будет множество желающих протиснуться ко мне поближе, и мне хотелось бы, чтобы они оставались на некотором расстоянии.

– Это мы можем, – сказал Генри.

– Ну, тогда, – Блейз поднялся, – нам лучше заняться последними приготовлениями к перелету…

Он умолк, потому что дверь открылась и в комнате появился Данно, который, казалось, целиком занял весь дверной проем – не только по вертикали, но и по горизонтали. Затем он подошел к одному из кресел побольше и уселся. Эти кресла в принципе рассчитывались так, что не должны были подаваться под весом сидящего в них человека, как бы велик этот вес ни был. Но когда в кресло уселся Данно, оно просело сантиметра на три или четыре и только потом вернулось на прежнюю высоту. Данно шумно выдохнул, вытянул ноги и положил руки на подлокотники.

– Сегодня мы с губернатором завтракали, в продолжение, так сказать, вчерашнего ужина, – начал он. – Мы с ней еще раз поговорили, но она человек ненадежный.

Так что, Блейз, придется тебе обо всем договариваться или с клубом ПСД, или с Гильдиями. Кстати о Гильдиях – по дороге сюда я проходил через столовую, там уже никого не было. Так как же вы расстались – друзьями или нет?

– Нет, – ответил Блейз. Данно снова вздохнул.

– В таком случае, боюсь, новости у меня не очень хорошие. Я знаю, что для тебя самое главное – это возможность свободно общаться с людьми. Но если ты один, то и ПСД, и Гильдии могут полностью повязать тебя по рукам и ногам. А если ты связываешься с кем-нибудь одним, то другой дает тебе только то, что обязан дать, и ничего более – то есть вообще ничего. Они почти сотню лет шли к тому неустойчивому равновесию, в котором пребывают сейчас, и страшно боятся всего, что потенциально могло бы дать их оппонентам хоть какой-то перевес. Обе организации считают тебя не кем иным, как возмутителем спокойствия. Скажи, ты просто погладил Гильдмейстеров против шерсти или полностью сжег все мосты?

– Думаю, скорее последнее, – сказал Блейз.

– В принципе, – продолжил Данно, – любой сожженный мост можно отстроить заново. Если ты все мне подробно расскажешь, я подумаю, как можно снова вернуться к процедуре торговли с ними. Ты должен понимать щекотливость ситуации, Блейз. Я понимаю, это звучит довольно смешно, но, хотя на Новой Земле и сохранился полностью весь аппарат местных и центральных органов управления, сегодня практически и фактически это просто ширма. Похоже, что на протяжении последних ста лет у здешних властей просто постепенно отбирали реальную власть, и теперь единственные, кто что-нибудь решает, – это ПСД и Гильдии. Поэтому тебе просто не остается ничего другого, как заставить их торговаться из-за тебя, так как только пока идет торг, ты сможешь воспользоваться здесь хоть какой-то свободой действий.

– Но я вовсе не собираюсь заново наводить мосты, – произнес Блейз.

Он чувствовал, что не только Данно, но и Тони с Генри пристально смотрят на него. На мгновение его вновь захлестнуло ощущение отчужденности от окружающих, чувство одиночества, которое преследовало его всю жизнь. Он поймал себя на мысли о том, все ли они останутся с ним до конца, когда он все-таки добьется своего? А если не все, то кто? Он не хотел бы потерять никого из них – в этой комнате находились все, кто хоть что-то для него значил во всей Вселенной.