Евгений Филенко - Бой на Калиновом мосту

— Настраиваю амуроскоп… Коля, хватай его за детектор!

Прибор зацокал, будто белка, у которой отняли кедровую шишку.

— Год 2999, — зачитал показания табло Фомин. — Рамона Флетчер — двадцать пять лет, восемьдесят процентов… Отказ, Ким Сон, семьдесят лет, девяносто два процента… Отказ. Астрида Звездолетова…

— Ну и параметры! — удивилась девушка Света.

— Веяние времени, — пояснил Тимофеев. — Должно быть, эпоха прорыва в Галактику.

— Год 2994. Отказ… отказ… отказ… Глядите-ка: опять Ким Сон, ей уже шестьдесят пять лет, а все те же девяносто два процента! И незамужем…

— Тебя не нашла, — сочувственно промолвила Света.

— Еще пять лет долой. Отказ… Отказ… Снова Ким Сон!

— Бедная девушка, — пожалела ее Света. — А почему ты, Коля, всем отказываешь? Ты кого-то ищешь?

— Да нет, собственно… — смутился Фомин.

— Ищет, ищет, — заверил Тимофеев. — Он стопроцентного соответствия домогается.

— Год 2974, — продолжал Фомин. — Отказ… Дубрава Листопад, девяносто процентов… Сольвик Антонова, девяносто семь процентов. Ева-Лилит Миракль, девяносто три процента… Что за имена они там напридумывают?! Глядите-ка: Анна Тимофеева, двадцати пяти лет, и вдобавок девяносто шесть процентов!

— Наверное, моя родственница, — мечтательно улыбнулся Тимофеев. — Видите, какой хороший человек получился!

Света тоже улыбнулась и опустила глаза. На ее щеках сквозь ровный золотой загар проступил румянец. «Наша родственница», — подумала она с нежностью. Фомин, однако, не разделял их тайного ликования. С каждый отказом он все больше мрачнел.

— Год 2899, — буркнул он и отступился от детектора. — Все, братцы, баста.

— Не встретилась? — осторожно спросил Тимофеев. — Даже среди семидесяти процентов?

Фомин молча помотал головой. Он сидел, опустив могучие плечи и уставившись в пол. Его увесистая рука безвольно скользнула в карман за папиросами.

— Может быть, мне объяснят наконец, что происходит? — возвысила голос девушка Света.

Железные пальцы Фомина медленно смяли пачку папирос и выронили на пол.

— И черт с ним, с соответствием, — пробормотал он. — Кому оно нужно? Главное, чтобы любить друг дружку, беречь пуще глаза…

— Какая уж тут любовь, — с сомнением сказал Тимофеев.

— Обычная. Как у всех. Как у папы твоего с мамой! Прожили они без всяких амуроскопов… А мы почему-то себе не верим, чуть что за электронику хоронимся! — Фомин ударил себя кулаком по колену. — Но куда же она исчезла?!

Затем порывисто поднялся и, не прощаясь, выбежал из комнаты.

— Никогда не подумала бы, — промолвила Света, — что от любви можно так мучиться. Любовь должна радовать, возвышать!

— Тебе просто везло в жизни, — снова высказал горькую мысль, что весь день бередила его душу, Тимофеев. — И мне тоже…

Он встал, чтобы закрыть окно, куда вместе с теплым вечерним воздухом понемногу навострились и уличные комары. Но не успел он задвинуть нижнюю щеколду, как за его спиной прозвучал негромкий хлопок, и остро пахнуло горелой резиной.

— Мама… — испуганно прошептала Света.

Тимофеев в тревоге обернулся. Девушка стояла подле стола, прижав руки к щекам, и глазами, полными слез, взирала, на амуроскоп. Над фантастическим прибором курился дымок.

— Света! — воскликнул Тимофеев. — Ты не обожглась?

— Я только секундочку подержалась за эту… за детектор… — причитала девушка. — А в нем что-то полыхнуло… Витенька, прости меня, я больше никогда не буду! Я даже разглядеть ничего не успела!

— Не расстраивайся, пожалуйста, — попросил Тимофеев. — Если нужно будет, я его починю. Это совсем несложно. Ты решила убедиться, что мы подходим друг дружке?

Света протестующе замахала руками:

— Не нужны мне эти проценты! Нам и так хорошо… Мне просто было интересно посмотреть, как он мигает.

— Я знаю, отчего он сгорел, — произнес Тимофеев. — Он не рассчитан на совпадение свыше ста процентов.

— А разве такое бывает?

— Только у нас двоих…

Пока Света устилала стол бумажными салфетками, заваривала чай и готовила бутерброды, Тимофеев занялся починкой амуроскопа. Его не оставляло досадное чувство неисполненного долга. Мысль о том, что где-то в теплых сумерках одиноко бродит неприкаянный Николай Фомин, провожая тоскующим взглядом влюбленные парочки, показалась ему ужасной. Тимофеев органически не переносил наличия несчастных людей вокруг себя. Поэтому он скоро пришел к выводу, что история с амуроскопом-невестоискателем требует продолжения.