Гордон Диксон - Шторм времени

Все бы ничего, реши они попросту вернуться к образу жизни, который мы вели до того, как удалось обуздать шторм времени. Но теперь они почти настолько же предоставили меня самому себе, насколько раньше не спускали с меня глаз, что зачастую доходило просто до смешного.

Например, на протяжении всего периода полного погружения в свои внутренние проблемы я, кроме редких случаев, был существом практически бесполым, вроде евнуха. Когда же я снова стал нормальным, ситуация, разумеется, совершенно изменилась. В тот день, когда Старик помог мне вернуться к жизни, я поймал себя на том, что с нетерпением жду ночи и возможности уединиться в трейлере. Я никогда не стремился оказаться в постели более чем с одной женщиной и был не совсем уверен, с кем мне больше хотелось бы провести ночь – с девчонкой или с Мэри. Но я знал совершенно точно, что одна из них мне нужна. У них было более чем достаточно времени договориться между собой, но, когда я пришел в трейлер, Эллен там не было, а укрытая одеялом Мэри лежала на кровати спиной ко мне.

Я нежно подул ей в ухо, чтобы разбудить, повернул к себе лицом. Она проснулась, но ничего хорошего из этого не вышло.

– Не сегодня, – сонно пробормотала она и, накрывшись одеялом едва ли не с головой, снова заснула.

Раздраженный, я вышел из трейлера и отправился искать Эллен. Вскоре я обнаружил ее в спальном мешке под деревом, к которому на расстоянии вытянутой руки было прислонено ее ружье. После неудачи с Мэри часть розовой пелены с моих глаз уже спала. Я коснулся рукой спального мешка, она тут же открыла глаза и приподнялась.

– Что ты тут делаешь? – спросил я.

– Сплю, – ответила Эллен. – Спокойной ночи.

Она закрыла глаза и опустила голову обратно на подушку.

Сердитый и по-мужски уязвленный, я отправился восвояси. Неужели я им настолько безразличен? Ведь я снова стал нормальным, а и той и другой на это, похоже, ровным счетом наплевать. Как будто они предпочли бы, чтобы я оставался тем же безмозглым полуидиотом, что и на протяжении последних восемнадцати месяцев.

Я вернулся в трейлер, открыл шкафчик, в котором хранилось спиртное, и вытащил бутылку самогона. Прихватив ее, я отправился к лесу на дальнем краю полянки, возле которой стоял трейлер и высился полудостроенный летний дворец, и решил устроить себе маленький праздник, напившись в одиночестве. Но у меня ничего не вышло. Чем больше я пил, тем больше у меня тяжелела голова, но лучше я себя не чувствовал. Наконец я сдался, вернулся в трейлер и буквально рухнул на свою холостяцкую койку, даже не удосужившись разуться.

Неужели они так же относились ко мне все эти полтора года, обиженно думал я до тех пор, пока не отключился.

На следующий день я проснулся поздним утром, во рту у меня пересохло, голова раскалывалась, и тут мне впервые пришла в голову мысль, что им, наверное, все это время тоже приходилось несладко. Если я все это время был без женщины, то им тоже приходилось обходиться без мужчины. Или нет? Но, как я понял, думать об этом мне не хотелось, хотя на всякий случай я мысленно и сделал пометку со временем найти ответ на свой вопрос. Я встал, умылся, побрился, переоделся и вышел наружу.

Они не только не захотели разделить со мной постель, но я и не обнаружил никаких признаков приготовленного для меня завтрака. Само собой, я сам мог себе его приготовить, просто я привык к тому, что меня кормят едва ли не с ложечки, и переход к нынешнему состоянию полной заброшенности оказался для меня резким и излишне грубым. Однако в холодильнике трейлера, питавшегося от стоящего на улице бензинового генератора, оказался ледяной сок, яйца и консервированная колбаса. Я приготовил себе вполне приличный завтрак, поел и тщательно прибрал за собой – пусть не думают, что я не могу быть самостоятельным, – и снова вышел: оглядеться и понять что к чему.

Возле летнего дворца никого не было, ни девчонки, ни Мэри, ни даже Уэнди. От прошедших месяцев у меня осталось смутное впечатление, что Уэнди из робкого маленького создания превратилась в живую юную и все дни напролет чем-то занятую особу.

Я вернулся во дворец, прошелся по комнатам; в той, где на стене висела карта, находился Билл, увлеченно склонившийся над чертежной доской. Не считая карты и кульмана, в комнате было еще три больших картотечных куба, самый обычный заваленный бумагами письменный стол, да вдоль одной из стен тянулись книжные стеллажи.

– Привет, – сказал я Биллу.

Он оторвался от работы, отложил карандаш и линейку и слез с высокого табурета, на котором сидел. Мы обменялись торжественным рукопожатием.