Всеволод Ревич - Пять зелёных лун (сборник)

— Именно к этому я и стремился в своих опытах, — продолжал мистер Байндер. — Целиком уничтожить сопротивляемость полей, мешающую проникновению «чужих» атомов, я не смог, мне удалось лишь слегка ее нейтрализовать. Я обработал кусок оленьей кожи, ранее служившей покрывалом, таким образом, что мог «пропихнуть» через нее почти все. Я говорю «почти», потому что металл не захотел мне подчиниться, металл оставался на своем месте. Я обработал замшу особым образом — «намагнитил» ее, если хочешь, разумеется не навсегда, — и повез к тебе, чтобы показать, как я заставляю вещи проникать друг в друга.

— Ну и где же ты пропадал с тех пор? То есть если всему этому верить.

— Сейчас расскажу. Ты знаешь, что электромагнитные поля держат каждый атом на своем месте с помощью сил, действующих друг на друга в трех взаимно перпендикулярных направлениях: горизонтальном, вертикальном и поперечном. Если между ними пытается втиснуться «чужой» атом, поля его выталкивают. Когда я их нейтрализовал, они тем не менее продолжали выталкивать, действуя по тем же взаимно перпендикулярным направлениям. В новом же направлении под прямыми углами они их втягивали.

— В новом направлении под прямыми углами? — скептически переспросил мистер Макфадден. — Но ведь это означает четвертое измерение.

— Это и было четвертое измерение, Джордж, но совершенно неожиданное: измерение во времени. Когда я упал на замшу, ее атомы, действуя на те, из которых состою я, заставили меня двигаться во времени. Они забросили меня вперед, в двенадцатый день с того самого момента. А для вас этот день наступил только сегодня.

Макфадден молчал. Он медленно, тщательно набивал свою трубку табаком. Потом зажег ее и затянулся, не произнося ни слова. Макфаддена вообще, как мы уже отмечали, было не так-то легко в чем-нибудь убедить.

— Но атомы вещества, обработанного таким образом, — продолжал Байндер, — постепенно теряют свои свойства. Поэтому каждый день они засылали людей на все меньшую и меньшую временную дистанцию. Судя по сообщениям в газетах, последние «подопытные» оказались всего лишь в послезавтрашнем дне. А сейчас, возможно, атомы в моей замше вернулись в прежнее состояние и больше никого не пропустят.

— Ты думаешь? — в голосе Макфаддена прозвучала легкая издевка.

— Боюсь, что так оно и есть. Я мог бы, конечно, добиться полной проницаемости, но ведь от нее нет никакой практической пользы. Лучше я займусь множимостью.

— Множимостью? А это что еще такое?

— Понимаешь, — начал Байндер с энтузиазмом, — существует философское понятие, согласно которому один и тот же предмет способен одновременно находиться в нескольких местах. Джордж, ты представляешь, какие в этом таятся возможности?

Так вот, в последнее время стало известно, что мистер Таддеус Байндер работает над проблемой, таящей в себе, по его же словам, огромные перспективы. Он целиком посвятил себя делу прогресса научно-философской мысли. Он и сейчас так же свеж и приятен в обхождении, как и раньше, этот мистер Байндер. Однако, быть может, кому-то и следовало бы положить конец его деятельности. Он ведь и сам не отдает себе отчета, какими колоссальными способностями обладает. Теперь вот, извольте радоваться, придумал какую-то множимость…

Конечно, можно было спросить мнение Стимса на этот счет, в конце концов он на себе испытал результаты подобных опытов. Однако не стоит, пожалуй. Всякий раз, когда кто-нибудь упоминает историю с «Чудовищем», Стимс приходит в волнение, начинает говорить на высоких нотах и не может остановиться. Голос его звучит раздраженно, потом делается пронзительным, в углах рта появляется пена. Впрочем, у Сюзи Блепп и полицейского Кассиди совсем другие воспоминания об этой истории.

Чертовски трудно понять, кто из них прав.

Этот маленький городок был, разумеется, густо населен и, как все подобные ему места, настолько красив и интересен, что для его описания понадобилась бы целая жизнь. Но мы расскажем лишь об одном майском утре, когда дети были в школе, выстиранное белье красовалось на веревках, почтовые фургоны пробирались по узким переулкам за город — в общем, на всех многочисленных улицах, во дворах, домах и магазинах городка жизнь, крепкая и сложная, как корни трав, шла обычным чередом.

Мистер Мэкинз, кондуктор автобуса, сидел в маленьком общем дворике у двери своей квартиры, курил трубку и читал «Дэйли миррор», поскольку его смена начиналась лишь в полдень. Предвидя скорое наступление жаркой погоды, он держал ноги в растворе горчицы и марганцовки, налитом в полиэтиленовый таз, и вся его фигура удобно располагалась в раскладном полотняном кресле.