Всеволод Ревич - Пять зелёных лун (сборник)

— Привет, Маргарет! Где ты?

— Кто это?… Фред!

— Маргарет?

— Д-Да.

— У тебя другой голос.

— У тебя тоже. Сначала я не могла понять, кто это говорит.

— Странно, как мы не подумали сразу, что голоса у нас теперь изменятся.

— Мы больше привыкли думать о том, как выглядим, — сказала она дрожащим голосом.

Он молчал, потому что думал о том же.

— Твой новый голос совсем не плох, — снова заговорила она. — Мне нравится — он стал глубже,

звучнее прежнего. Очень подходит к твоему характеру. Врач хорошо поработал.

— Я сейчас думаю, нравится ли мне твой. Не знаю. Пожалуй, я из тех, кто предпочитает привычное.

— Потому-то я и не хочу, чтобы он хоть в чем-нибудь меня изменил.

Снова молчание.

— Фред! — окликнула она.

— Я здесь.

— Ты говорил с ним об этом?

— Заговорил он сам. Сказал, что ты тревожишься.

— А по-твоему, разве это не важно?

— Пожалуй, важно. Он сказал мне, что технически все будет сделано наилучшим образом — у нас будут правильные черты лица и безупречная кожа.

— Мне не это нужно, мне нужно мое собственное лицо с неправильными чертами! Голос не так важен, но мое лицо пусть мне вернут!

— Ты многого хочешь. Не достаточно ли он уже для нас сделал?

— Для меня — все равно что ничего, если он не вернет мне моего лица!.. Я веду себя глупо, да?

— М-м-м… Видишь ли…

— Я не хочу быть красивой, потому что знаю — этого не хочешь ты.

— Кто тебе сказал? — изумленно спросил он.

— Ты думаешь, что я, прожив с тобой два года, этого не поняла? Если бы тебе нужна была жена-красавица, ты бы на красавице и женился. Но ты выбрал меня — хотел быть красивее жены. Я знаю, что для тебя это важно — не пытайся отрицать.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Маргарет? Ты говоришь как-то возбужденно.

Нет, очень логично. Будь я уродкой или красавицей, ты бы меня ненавидел. Если бы я была уродкой, люди бы жалели тебя, и ты бы этого не мог вынести, если бы я была красавицей, тебя, возможно, рядом со мной перестали бы замечать!.. Я же просто некрасивая — как раз настолько, чтобы все удивлялись, как это ты мог жениться на такой заурядной женщине. Я будто специально создана для того, чтобы служить тебе фоном. Он ответил не сразу:

— Мне и в голову не приходило, что ты обо мне такое думаешь. Очень глупо, Маргарет. Я женился на тебе, потому что тебя любил.

— Может быть. Но почему ты любил меня?

— Не будем в это углубляться, — примирительно сказал он. — Скажу одно, Маргарет: ты говоришь ерунду. Мне все равно, уродка ты или красавица… нет, если сказать правду, то не все равно, но внешность — это еще не самое главное. На мои чувства к тебе она почти не влияет. Я люблю тебя за твой характер, за твою личность — остальное для меня второстепенно.

— Фред, не надо меня обманывать. Я хочу быть такой же, как прежде, потому что знаю: именно такой я тебе нужна. Неужели нет никакого способа объяснить доктору, как мы выглядели раньше? У тебя хороший глаз — вернее, был. Может, ты ему как-нибудь нас опишешь?…

— Маргарет, будь разумной, ты же прекрасно знаешь, что по словесному описанию нельзя судить ни о чем, — голос его звучал почти умоляюще. — И хватит об этом, ладно? Я вовсе не против того, чтобы лицо у тебя было правильное, как с картинки из анатомического атласа, и…

— Вот именно с картинки! — взволнованно перебила она его. — Фред, помнишь стереоснимок, который мы сделали перед самым отлетом с Марса? Он должен был быть где-то на корабле…

— Но корабль разбит, дорогая, от него почти ничего не осталось.

— Раз они смогли подобрать нас живыми, значит, какие-то части остались неповрежденными. Может, снимок уцелел!

— Маргарет, ты требуешь невозможного. Мы не знаем, где сейчас наш корабль. Группа, в которую входит врач, проводит разведывательную экспедицию. Обломки нашего корабля остались далеко позади. Возвращаться ради того, чтобы их найти, никто не станет.

— Но ведь только так… только так можно… Другого способа нет!

Силы покинули ее. Будь у нее глаза, она бы заплакала, но сейчас плакала только ее душа.

Должно быть, его унесли, потому что никто не откликнулся на ее рыдания. А потом она вдруг почувствовала, что плакать не из-за чего. Более того, на душе у нее стало легко и весело, и неожиданно пронзила мысль: «Врач дал мне какого-то лекарства — он не хочет, чтобы я плакала. Хорошо, не буду. Буду думать только о приятном, буду радоваться…»

Вместо этого она заснула крепким, без сновидений, сном.

Проснувшись, она вспомнила о разговоре с Фредом, и ее охватило отчаяние. «Придется рассказать все врачу, — подумала она. — Может, он что-нибудь придумает. Да, я требую слишком многого, но без этого все, что он для меня сделал и делает, потеряет всякую ценность. Лучше умереть, чем стать не такой, какой я была!»