Михаил Михеев - Далекая от Солнца. Рассказы

Лягушка вдруг беспокойно задвигалась, задергала головой, издавая какие-то сипящие звуки, потом закрыла глаза и протерла их лапой.

- Понял?

- Ничего не понял.

Тим Маркин посмотрел на меня с сожалением, как на безнадежного идиота.

- Дерево ты, - заявил он. - Не видишь - лягушка кашляет.

- Кашляет?

- Да, кашляет. Ты, может, скажешь, что лягушки не могут кашлять?

Я не знал, что ответить, да и кому бы пришло в голову задумываться над таким дурацким вопросом. Кашляющую лягушку, вероятно, можно было увидеть только в мультипликационном фильме для детей.

Лягушка опять открыла пасть и опять затряслась.

- Чего же она кашляет?

- У нее коклюш.

Я посмотрел на Маркина. Нет, он не шутил.

- Какой коклюш?

- Ты не знаешь, что такое коклюш?

Я знал инфекционную болезнь, которой болеют преимущественно дети. Она вызывается палочкообразным микробом - бактерией пертуссис. Но эта бактерия размножается только при температуре человеческого тела, в других условиях она быстро погибает. А лягушка, как известно…

- Известно, - перебил меня Маркин, - лягушка - холоднокровная амфибия. Мне удалось приучить бактерию к низкой температуре. Погляди - это единственная в мире лягушка, которая болеет коклюшем. Ты думаешь, это произошло случайно? Да я могу заразить всех лягушек коклюшем.

- Зачем?.. Для чего лягушкам коклюш?

- Бамбук! - провозгласил Тим и для иллюстрации постукал пальцем по столу. - Это же эксперимент. Уникальный в науке опыт - культивирована бактерия лягушинного коклюша. Ты смотри на нее внимательно - прелесть!

Лягушка опять задергалась и засипела. Я вынул платок.

- Знаешь, убери-ка ты свою уникальную амфибию. Мы здесь обедаем, а ты ставишь всякую пакость.

- Пакость. И это говорит медик. Мне жаль тебя, посредственность.

Тим унес свою лягушку.

Инкубационный период у коклюша от трех дней до недели. Я раскашлялся уже на следующий день и вообще почувствовал себя неважно. Тим осмотрел меня с любопытством, велел плюнуть в чашку Петри с питательной средой и унес чашку в лабораторию на анализ. Ночью уснуть я не мог, кашель раздирал мои легкие на мелкие кусочки. Только лошадиной дозой кодеина удалось снизить болезненность приступов. Утром Тим Маркин показал мне стеклышко, которое только что вытащил из-под микроскопа.

- У тебя коклюш, - радостно заявил он.

- Не глупи. Я болел коклюшем в детстве. У меня иммунитет.

- Нет у тебя иммунитета. Палочка, культивируясь, приобрела новые свойства. У тебя лягушиный коклюш.

- Чему ты радуешься, идиот!

Я здорово рассвирепел и хотел высказать Тиму свое мнение о нем и о его бактерии, но так раскашлялся, что чуть не лопнул от натуги.

Пришлось идти в детскую поликлинику. Там работала Натка Лукьянова с нашего курса - она специализировалась по детским болезням. Про лягушку я ей не стал рассказывать, и Натка вначале было посмеялась над моим диагнозом. Но тут меня скрутил очередной приступ, я без сил завалился на кушетку у нее в кабинете, и она поняла, что дело нешуточное.

Окаянный лягушиный коклюш здорово отличался от обычного, интоксикация была такая сильная, что я начинал бредить. Удивленная Натка пригласила профессора. Тот тоже не много чего понял - палочка под микроскопом выглядела обыкновенно, а про лягушку я по-прежнему ничего не говорил.

Меня положили в отдельную палату.

Я продолжал кашлять. Настроение у меня было неважное. Примерно через неделю ко мне вошел Тим Маркин.

Вид у него был сочувствующий, но я на него смотреть не мог.

Он, не смущаясь, присел ко мне на кровать, подмигнул весело - скотина! - оглянулся на дверь и сунул бутылочку из-под детского молока с какой-то зеленой бурдой.

- Это что еще? - прохрипел я враждебно.

- Бактериофаг, от лягушиного коклюша. Три раза в день по глотку.

- Пей его сам!

- Дурень! - зашептал он. - Да ты завтра же будешь здоров. Я уже проверял.

- На лягушках?

- На себе проверял. Пей, не бойся.

Тим ушел, а бутылочка осталась.

Я решил, что терять мне нечего, и начал, тайком от Натки, прихлебывать из бутылочки.

Через два дня кашель исчез, как и не было. Натка разводила руками, профессор тоже. Они подвергли меня всестороннему исследованию, но палочки не нашли.

Натка хотела публично показать меня в клинике (еще бы - уникальный случай!), но я кое-как упросил ее не делать этого и спасся от позора. Из больницы меня выписали, однако история эта даром не прошла - я накашлял небольшую эмфизему, и Натка посоветовала съездить на месяц в санаторий.