Елена Романова - блок-пост

– Конечно, глупо – согласилась с ней Хильдегарда – только влюбленный мужчина слушает не голос разума, а зов сердца. Он до последнего момента надеется на лучшее.

Капризы Эгле не прекратились, она по-прежнему орала на няньку в отсутствие мужа, проигрывала все большие суммы в карты привокзальным шулерам в городке (до казино было слишком далеко ехать), по-прежнему брезговала сыном. Изнывая от безделья, дамочка продолжала деградировать. Даже внешне.

Однажды взглянув в зеркало, молодая мать ужаснулась. К приходу мужа макияж был наложен. Красивый дорожный костюм надет. Отцепив от костюма ручки отчаянно верещавшего сына, Эгле ушла, чтобы не возвращаться. "Я люблю вас, похоронить себя в такой дыре может только полное ничтожество", – заявила она изумленной няньке. Ребенок заходился в плаче.

"Пусть плачет, пусть плачет, о нем не тоскую"- крикнула Эгле с того берега опешившему от ее выступления мужу.

Ник приехал в Вильнюс просить жену вернуться, но его не пустили на порог. "Любящий папа жены" встретил его за воротами шикарного особняка. Эгле сидела в коротком халатике на балконе – желанная и недоступная. "Не вспомню ни на одну минутку, ни старших, ни младших не в люльке малютку", – продекламировала красавица отрывок из датской баллады, улыбаясь "на тридцать два зуба".

В этом произведении семнадцатого века рассказывалось как девица легкого поведения по имени Агнетте, бросила своих детей и, вдобавок, обворовала своего мужа – унесла из дома все ценности. Ситуация была схожая – красавица Эгле тоже сумела прихватить несколько весьма дорогих вещиц, ей не принадлежавших. Конечно, эти безделушки не сравнятся по стоимости с золотой арфой, но: с паршивой овцы – хоть шерсти клок!

Как же смешон и жалок был ее бывший возлюбленный в этот момент. И Эгле веселилась над его растерянным взглядом и дрожащими от волнения руками.

– Тебе не место с моей дочерью, голодранец, – надменно произнес тесть, – Ты был ее капризом, теперь каприз прошел. Ваш ребенок – с этой минуты только твоя проблема. Впредь будешь осторожнее. Не позорь уважаемую семью своим выродком.

Желаю удачи, сынок!- и тут тесть протянул Нику тощенькую зелененькую пачку. Эгле, соблазнительно улыбнувшись, бросила с балкона пурпурную розу из вазочки.

– Спасибо, я достаточно зарабатываю,- ответил Ник, швырнув деньги в лицо собеседнику и отбросив ногой упавший цветок, – В подачках не нуждаюсь. Папа аккуратно подобрал уцелевшие купюры.

Больше Эгле его не видела. Но почему-то запомнился бывший муж уходящим по улице: медленно, тяжело переставляя ноги. Он оглянулся, и веселящейся женщине стало не по себе от этого взгляда. Бракоразводными документами занялся их семейный адвокат, и вскоре женщина была свободна как морской ветер.

Эгле была снова обласкана любящей семьей. Чтобы избежать осложнений, ее замужество решено было скрыть. Для посторониих Эгле была в длительной заграничной командировке.

Колдунья Хильдегарда внимательно и напряжено всматривалась в лицо приезжей дамы, которая так лихо открывала перед ней душу, почти хвастаясь своим умом и сообразительностью, своим умением подать себя и поставить на своем. Старшая Хильда тщетно пыталась найти хотя бы тень, хотя бы едва заметный след раскаяния, хотя бы малейшее желание (или желание желания) что-нибудь исправить, хоть как-то загладить свою вину перед брошенным мальчиком, как-то восполнить недополученную им материнскую ласку. Нет, ничего даже близкого, не было в душе плачущейся красавицы. Только детская обида, уязвленное самолюбие и желание во что бы то ни стало заполучить желанную игрушку. "Ребенок – последняя игрушка матери", – вспомнила слова свой наставницы мастерица. А Эгле тем временем продолжала своё жизнеописание.

Она меняла мужей и покровителей как перчатки. В настоящее время женщина была замужем за одним очень ответственным чиновником. У нее было все – богатство, власть, возможность очаровывать высшее общество. Для имиджа образцовой семьи не хватало только детей. Родить сама Эгле уже не могла – многочисленные аборты в итоге осложнились бесплодием. Да и возраст был уже не для деторождения, и здоровье уже не девичье.

И тут Эгле вспомнила о сыне, которого она оставила с отцом десять лет назад.

Особой любви она к нему не испытывала, но ей нужен ребенок для упрочения семейного бизнеса. Тем более муж настаивает на ребенке и хочет усыновить мальчика из приюта.

– Что хотели, то и получили. Неужели, предав ребенка, вы надеялись на то, что он вас встретит с распростертыми объятиями. Разве Вы были с ним, решали его детские проблемки. Сколько раз он сидел один в пустом доме! Сколько раз, когда ему было больно, страшно или просто одиноко он кричал "Мама! Мамочка!". Екнуло ли хоть раз Ваше сердце? Очень сомневаюсь. Скольких бед малыш избежал бы, если рядом была мама. Если бы Вы только знали, сколько напрасных слез пролил этот мальчик, когда каждое рождество просил вместо подарка вернуть маму. Но Вы ни разу не удосужились за десять лет позвонить, ни даже написать ему открытку. И вам не стыдно здесь проливать крокодиловы слезы, и умолять: "Помогите!". С какой такой радости я должна Вам помогать?