Исай Лукодьянов: На перекрестках времени

Я не выспался, был мрачно настроен и остро завидовал Джимке, который после ночных приключений беззаботно отсыпался на своей подстилке.

– Семен Семеныч у себя? – спросили мы в приемной.

– Да, – ответила секретарша. – Пройдите, он вас ждет.

«С чего это он нас ждет? – подумал я. – Неужели Жан-Жак уже успел побывать у него и…»

Мы вошли в кабинет. Семен Семеныч и Жан-Жак сидели в креслах друг против друга. По-моему, они только что смеялись, во всяком случае, вид у них был веселый. Ну ясно, уже успел, гад, втереть очки директору.

– Садитесь, товарищи, – пригласил Семен Семеныч. – Садитесь и рассказывайте.

Я начал рассказывать, но что-то я здорово волновался, у меня першило в горле, и тогда Виктор стал продолжать. Он хорошо говорил – спокойно, точно и веско. Семен Семеныч по своему обыкновению тихонько покашливал, его сухое лицо, перечеркнутое сплошной широкой линией черных бровей, было невозмутимо, хотя мы говорили просто ужасные вещи.

– Вот какая история, – негромко проговорил он, когда Виктор умолк. – И не стыдно вам, товарищи?

– Нам? – вскричали мы с Виктором в один голос.

– Да, вам. Как же вы так легко поверили черт знает во что?

– Что значит – легко поверили? – Я вскочил со стула. – Он же сам признался, что запросил выкуп… И мы видели, в книге подчеркнут вес золотых монет…

– Верно, – сказал Жан-Жак. – Я подчеркнул это, когда перед полетом обсуждал с французами сумму выкупа. Она должна была быть такой, чтобы вызвать сенсацию. Ведь основной интерес для нас представляли газетные сообщения.

– Между прочим, Иван Яковлевич, – сказал директор, – вам придется позвонить Михальцеву. Он ждет не дождется часа своего торжества.

– Торжества не будет. Вы сами видите, Семен Семеныч, что мое предположение относительно «эффекта присутствия» в значительной мере…

– Безусловно. Но с другой стороны, прав и Михальцев. – Семен Семеныч похлопал ладонью по стопке газет.

Они помолчали немного.

Никогда еще я не чувствовал себя так погано. Выходит, это был все-таки эксперимент, а не… Я чуть было не взвыл, припомнив, с какими чудовищными обвинениями обрушились мы на Жан-Жака.

– Разрешите поинтересоваться, – раздался спокойный и очень официальный голос Виктора, – на каком основании эксперимент держали в секрете от нас? Полагаю, что мы с Калачевым имеем некоторое отношение…

– Справедливо, – прервал его Семен Семеныч. – Признаться, Иван Яковлевич, я не совсем понял, почему вы настаивали, чтобы Горшенин и Калачев остались непосвященными.

– Что ж, придется ответить откровенно, – сказал Жан-Жак. – Эмоции для нас, ученых, не должны играть решающей роли. Но – ничего не поделаешь – все мы люди. Так сказать, homo sum. При всем моем уважении к нашим молодым друзьям, к их, я сказал бы, незаурядным способностям, мне крайне не нравилось их поведение. Дело не в том, что они склонялись к мнению Михальцева об «эффекте присутствия» и не считались с моим, это их право. Они слишком горячи, Семен Семеныч, да, горячи и грубоваты, и склонны к скоропалительным решениям, особенно это относится к Калачеву. Возможно, я… не совсем прав… но именно поэтому – с чисто воспитательной целью – я решил не брать их в рейс.

Семен Семеныч покашлял и посмотрел на меня.

– Однако, – сказал он, – если вы решили наказать их подобным образом, то, сдается мне, и они не остались в долгу.

– Да уж… – Ироническая улыбка появилась на холеном лице Жан-Жака. – Будьте уверены, они с лихвой отплатили. Не утруждая себя в выборе слов.

– Но почему вы сами на себя наговорили? – вскричал я. – Пусть мы ошиблись, но вы же ничего не отрицали…

– Опровергать всякие вздорные обвинения – это, знаете ли, мне ни к чему. Да и, признаться, мне стало любопытно: что будет дальше? Я решил немного разыграть вас. Конечно, я не ожидал, что вы настолько взбеленитесь, что захотите высадить… ну и так далее.

– Это все из-за Леньки! – вырвалось у меня.

Жан-Жак поморщился:

– Что еще за уменьшительные клички?

– Из-за Лени Шадрича, – поправился я. – Он сказал, что «Джоконду» украли именно в одиннадцатом году, с этого все и началось…

– Правильная догадка, – сказал Семен Семеныч. – Французы рекомендовали эту дату, чтобы гарантировать газетную сенсацию.

Жан-Жак посмотрел на Леню, который внимательно приглядывался к книгам на директорском столе, и сказал:

– Товарищ Шадрич хотя и был вовлечен в возмутительную слежку за мной, оказался наиболее благоразумным из них. Он вел себя спокойно и не поддержал сумасбродных заявлений. Он внес весьма ценное предложение – посетить Самофракию и устранить из времени разрушение статуи. Наконец, когда мы выгружали статую, он вышел по моей просьбе из Лувра за газетами. Без этого эксперимент не дал бы полного результата по вине Калачева и Горшенина, которые не выпустили меня из машины. Весьма прискорбно, но должен признать, Семен Семеныч, что сотрудники палеосектора более дисциплинированны, чем мои, хотя я трачу массу реального времени на их воспитание.