Боб Шоу - Дворец вечности

Она наклонилась и прижалась лицом к его щеке. Тевернер почувствовал тяжесть ее грудей, но внезапно в нем возникло раздражение от женской способности оплакивать бедствие, лить слезы над мертвыми и в то же время сохранять все заботы самки.

— Ваш отец говорил, что это за проект?

Лисса покачала головой.

— Президент ничего еще не прислал в дипломатической сумке, а отец так занят официальными делами, что просто не может наводить справки. Может быть, генерал Мартинес что-нибудь скажет на обеде.

Тевернер вздохнул и снова лег. Официальные дела.

Обеды. Лисса унаследовала не так уж мало выражений своего отца. Гренобль развлекался, называя тахионный коммуникатор дипломатической сумкой, одеваясь по-местному, оставляя волосы седыми и называя Тевернера "молодым человеком", хотя они принадлежали к одному поколению. Лисса играла в те же игры.

— Так приходит война, Лисса, — устало сказал он. — Разве вы или ваш отец не пытались узнать, почему? Неужели Мнемозина доживет до ударов или плача?

— Постарайтесь уснуть, — мягко сказала Лисса. — Вы зря возбуждаетесь.

— О, Господи! — беспомощно выдохнул Тевернер, когда комната тяжело накренилась.

Довольно скоро, как ему показалось, он проснулся от необычного ощущения в ногах. Он открыл глаза и подумал, не сон ли это. Он лежал на кровати. Вместо запачканной кровью куртки и брюк на нем была зеленая пижама. Та часть спальни, которую он видел, была освещена утренним солнцем, и он чувствовал себя отдохнувшим.

Только ноги были какие-то странные, неподвижные, потому что на них давило что-то теплое.

Приподнявшись, он обнаружил, что мышцы, так болевшие накануне, стянулись, как сырая шкура на солнце. Он упал на спину и попытался снова подняться, но уже более осторожно. Сначала он поднял голову.

— Хэлло, — сказал детский голос.

— Хэлло. — Тевернер снова опустил голову на подушку. — Ты, наверное, Бетия.

Лисса редко упоминала о ней, но Тевернер знал, что ее кузина Бетия живет у Говарда Гренобля, потому что ее родители погибли от несчастного случая.

— Откуда ты знаешь? — разочарованно спросила Бетия.

— Слезь с моих ног, и я скажу тебе.

Он ждал, пока она сползет в сторону и стоически переносил боль в избитых ногах.

— Ну?

— Мне сказала Лисса. Я все про тебя знаю. Ты кузина Лиссы, ты живешь здесь и тебе три года.

— Три с половиной, — торжествующе сказала Бетия. — Не очень-то много ты знаешь!

— Значит, три с половиной? Как же это Лисса так ошиблась?

— Лисса делает кучу ошибок. Я боюсь за нее.

Манера говорить и смысл ее слов поразили Тевернера.

Даже тембр голоса отличался от того, какой можно было ждать от трехлетнего ребенка; отличие слабое, но безошибочное, как эхо в театре отличается от эха в соборе. Тевернер решил посмотреть на Бетию и постарался сесть, с ворчанием пуская в ход мышцы.

— Ты чувствуешь боль.

— Чувствую, — согласился Тевернер, с любопытством разглядывая ребенка. Худенькая, но крепкая, с перламутровой кожей. Большие серые, как у Лиссы, глаза смотрели на него с круглого личика, которое уже намекало на будущее совершенство. Волосы цвета полированного дуба падали на вырез зеленой туники.

— Дай мне почувствовать эту боль.

Бетия скользнула на край кровати и положила маленькие пальчики на его левую руку. Глаза ее расширились как у совы.

— С болью это не выйдет, — улыбнулся Тевернер. — Я могу ее чувствовать, а ты нет.

— Так говорит Лисса, но она ошибается. Тебе больно здесь, здесь и здесь… — легкие пальцы Бетии двигались по его телу под простыней по направлению к избитому паху.

— Эй! — схватил он ее за руку. — Хорошие девочки не ведут себя так с незнакомыми мужчинами!

Часть его мозга отметила любопытный факт, что, хотя его синяки были скрыты под пижамой, каждое прикосновение пальцев приходилось на главный болевой центр.

— Ну, тогда сам и выпутывайся! — сердито сказала Бетия и сползла с постели.

— Вернись, Бетия.

Она повернулась лицом к нему, но смотрела в другой конец комнаты. Глядя на крошечную частицу человечества, хрупкий, но упрямый кораблик, которого не поколеблют просторы космического океана, хотя он только что вышел в плавание, Тевернер чувствовал редкое для него желание иметь собственного ребенка, "Уже поздно, — подумал он, — тем более теперь, когда ясно, что идут сиккены". Он с надеждой состроил лучшую свою улыбку.

— Лисса не говорила мне, что у тебя такой характер.

— Лисса всегда все делает не так, — Бетия фыркнула так громко, насколько позволял ее игрушечный носик.