Айзек Азимов - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)

— Тогда идем, — загремел ван Мандерпутц, и я пошел за ним в Дом Физики, в его захламленную лабораторию. Устройство по-прежнему стояло на столе, я сел перед ним и уставился на экран психомата Хорстена. На нем перемещались клубы дыма, а я пытался придать своим воспоминаниям яркие, убедительные формы, чтобы прочесть по ним какой-нибудь образ того утра.

И наконец он появился. Я увидел Стэйтен Бридж, а потом помчался по нему в сторону порта. Я сделал знак ван Мандерпутцу, аппарат щелкнул, и субьюнктивизор заработал.

В психомате видишь изображение глазами своего экранного двойника, и тем самым действие этой игрушки получает необычайные признаки реальности; полагаю, частично это дело самогипноза.

Я мчался по взлетному полю к блестящему среброкрылому снаряду, каким выглядел «Байкал». Грозный офицер махнул мне, чтобы я поспешил; бегом преодолел я наклонный помост и влетел в корабль. Люк захлопнулся, и я услышал протяжный вздох облегчения.

— Прошу сесть! — рявкнул офицер, указывая на свободное место. Я опустился в кресло; корабль содрогнулся от толчка катапульты, со скрежетом набрал скорость и поднялся в воздух. Тут же заработали двигатели, но рев их вскоре сменился приглушенной пульсацией, а я смотрел, как Стэйтен Айленд удаляется и смещается назад. Огромная ракета двинулась в путь.

— Уф-ф! — снова с облегчением вздохнул я. — Успел!

С правой стороны я перехватил чей-то веселый взгляд. Сидя у прохода, я не имел соседей слева, поэтому повернулся в сторону глаз, пославших мне этот взгляд, посмотрел и остолбенел.

Рядом со мной сидела девушка. Может, на самом деле она и не была такой красивой, как мне показалось, в конце концов, я смотрел на полуреальный образ на экране психомата. Позднее я многократно убеждал себя, что девушка не могла быть настолько красивой, что это мое воображение подсунуло мне все эти детали. Но знаю, помню только, что таращился на прекрасные серебристо-голубые глаза, бархатные темные волосы, небольшой улыбающийся рот и чуть задранный носик. Таращился так долго, что даже покраснел.

— Простите, — быстро сказал я. — Я… поражен.

На борту трансокеанской ракеты всегда царит дружеская атмосфера. Как правило, люди знакомятся с соседями, и представление вовсе не обязательно, поскольку обычно начинается разговор с кем угодно — пожалуй, это напоминает прошловековые поездки по железной дороге. На время путешествия люди знакомятся, а затем в девяти случаях из десяти о попутчиках просто забывают. Девушка улыбнулась.

— Это не из-за вас задержка старта? — спросила она.

Я признал, что так оно и есть.

— Похоже, я хронически болен непунктуальностью. Даже часы, которые я надеваю на руку, начинают отставать.

— Видимо, на вас не возлагают ответственных функций? — засмеялась девушка.

Действительно, они были не очень ответственными, хотя интересно посчитать, сколько клубов, парней, носящих клюшки для гольфа, и танцовщиц рассчитывали на меня в разное время как на источник значительной части своих доходов. Впрочем, я не видел нужды рассказывать об этом серебристоглазой девушке.

Мы разговорились. Оказалось, что ее зовут Джоанна Колдуэлл, и летит она в Париж. Она была художницей, точнее, хотела ею стать, а в мире нет другого такого места, обеспечивающего такого образования и вдохновения, как Париж. Вот потому она и отправилась туда на годичный курс обучения, и видно было, что вопрос этот для нее крайне важен. Я узнал, что она три года откладывала каждый цент, работая иллюстратором моды в женском журнале, несмотря на го, что ей явно было не больше двадцати одного года. Живопись значила для нее многое, и я мог это понять, поскольку сам когда-то точно так же относился к игре в поло.

Короче говоря, мы с самого начала были симпатичны друг другу. Я видел, что нравлюсь ей, и видно было, что она не связывает Диксона Уэллса с корпорацией Н.Дж. Уэллса. Что касается меня, то после первого взгляда в эти холодные серебристые глаза я не хотел смотреть никуда больше. Когда я смотрел на нее, часы пролетали, как минуты.

Ну, вы знаете, как это бывает: через некоторое время я уже называл ее «Джоанна», а она меня «Дик», и казалось, что так было всю жизнь. Я решил остановиться в Париже на обратном пути из Москвы и уговорил ее встретиться со мной. Говорю вам, она была не похожа на других; совершенно иная, нежели расчетливая Капризная Кэт, и еще более отличная от всех этих ветреных кокетливых танцорок, которых можно встретить повсюду. Она была просто Джоанной, холодной и веселой, сочувствующей и серьезной, и при этом красивой, как фигурка из майолики.