Кшиштоф Борунь: Грань бессмертия (сборник)

Трудности в фантастике идей заключены в том, что голая лекция читателю скучна и в нее необходимо привносить занимательность, не вытекающую из задачи рассказа, из его сути, из взаимоотношений лектора и слушателя. И Борунь, надо отдать ему должное, проявляет немало изобретательности в построении увлекательного обрамления идеи.

Рассказ «Письмо» начинается с кораблекрушения. Двое на плоту — мужчина и женщина. Умирающий сообщает спутнице тайну своей жизни. Читатель заинтригован: в такой обстановке стоит рассказывать лишь что-то очень значительное. Лекция о прибытии космических гостей подана в форме завещания. Повествование то и дело обрывается по мере того, как вспыхивает и гаснет надежда на спасение. Жадный собственник открытия то дарит его, то отбирает, то умоляет выслушать, то отрекается от своих слов. И если у слушательницы нет характера, то у лектора он виден отлично — это честолюбец, собственник и скряга.

«Антимир» тоже рассказ-лекция со слушателем, но построен он еще сложнее — на постепенном прояснении тайны. Сначала намеки героя, потом разрозненные страницы его дневника и в заключение — связный, проливающий на все свет отчет.

И «Грань бессмертия» — самое большое произведение сборника — по своей форме тоже принадлежит фантастике научных идей, способов выполнения мечты. В данном случае идея заключается в том, что смерть можно победить, записав содержание мозга на некий материал, более прочный, чем серое вещество больших полушарий. Но узнаем мы это не сразу; тайна раскрывается постепенно, в сложном детективе, где автор ведет нас к истине через закоулки ошибочных догадок: подложное завещание — институт присвоил посмертные издания — Браго жив, но прячется от жены и ребенка — в могиле похоронен другой — Браго был объектом бесчеловечных опытов и убит — под его именем пишут другие люди или машины… И когда, наконец, дана разгадка, мы уже вовлечены в конфликты последствий: дальнейшей судьбы мозга и открытия.

Судьба Хозе Браго трагична. Запись его мозга гибнет в пламени пожара — он умирает во второй раз. Герой «Письма» уносит в могилу тайну о том, где находится пещера космических пришельцев. Самоотрицанием кончается «Антимир»: рассказчик отрекается от своего рассказа. Открытия нет, открытие сомнительно, оно померещилось! Не надо думать, что фантастика тут отрицает сама себя. Такой литературный прием, найденный еще в прошлых веках для успокоения придирчивых читателей, присущ не одному Боруню.

Дело в том, что художественная литература постоянно сталкивается с противоречием: читатель охотно читает выдуманные истории, но требует от писателя, чтобы при всей своей невероятности они казались правдоподобными. Особенно трудно разрешить это противоречие в фантастике.

Тогда-то автор и «губит» открытие.

Открытие утеряно! Извержение разрушает таинственный остров, хоронит подводную лодку капитана Немо, гибнут невидимка, Кэвор, доктор Моро. И гибнет безыменный герой «Письма». Автор снимает с себя ответственность за продолжение. Возможно, все рассказанное — горячечный бред умирающего. «Вот только ключ…» Фанатики сжигают мозг Хозе Браго — поэтому нельзя сообщить о последствиях великого открытия. Они и не показаны в «Грани бессмертия», об их возможности только говорится устами героев. «Грань бессмертия» в основном принадлежит к произведениям, где господствует фантастика научной идеи. Но у Боруня есть рассказы, целиком посвященные последствиям.

Этот вид фантастики обычно называется у нас фантастикой предостережения. Название это односторонне — ведь последствия не обязательно должны быть опасными. Но так уж сложилось.

Борунь тоже писал предостережения. Характерна его повесть «Кошмар», показывающая опасные последствия атомной радиации: нарушается генетический аппарат человека, видоизменяется наследственность, рождается все меньше полноценных и все больше психически больных мужчин, человечество постепенно вымирает. Предостережение настойчиво звучит и в рассказе «Антимир». Автор как бы призывает быть осторожными в надеждах на космические контакты с чужими цивилизациями, он предупреждает, что понять иные миры не так просто, а научная любознательность не везде уместна — она может быть опасна для исследователей и губительна для исследуемых.

Но одно предостережение не удовлетворяет Боруня, Он верит в будущее, в прогресс, в науку. Интерес к научным подробностям проявляется во всех его рассказах. Ему хочется в деталях рассмотреть научную проблему с различных точек зрения, поэтому он часто вовлекает своих героев в научные споры, где они высказывают гипотезы и контргипотезы, приводят веские аргументы и опровергают их. У открытий могут быть опасные последствия, но это только изнанка полезного исследования. И от однобокого предостережения Борунь переходит к всестороннему, «философскому», как он выражется, изображению будущих последствий научного прогресса.